Ребекка с фермы Солнечный Ручей

Миранда и Джейн фактически сняли с себя всякую ответственность за судьбу Орилии, как только та вышла замуж за Лоренцо де Медичи Рэндла. Исчерпав все возможности, представившиеся им в Риверборо и его окрестностях, несчастливая супружеская чета начала продвигаться все дальше и дальше от родных мест, всякий раз оказываясь на все более низких ступенях процветания, пока не достигла Темперанса. Там семейство окончательно осело и предоставило судьбе делать что угодно - чем та немедленно воспользовалась. Сестры писали Орилии два или три раза в год, а к Рождеству присылали детям скромные, но в высшей степени полезные подарки, однако они неизменно отказывались помочь Л. Д. М. нести расходы по содержанию его быстрорастущего семейства. Последним капиталовложением мистера Рэндла, сделанным незадолго до рождения Миранды (названной так в горячей надежде на благосклонность, которой так и не удалось дождаться), была маленькая ферма в двух милях от Темперанса. Орилия сама устроила эту покупку; и в результате семья обрела хоть какой-то дом, а несчастный Лоренцо нашел место, где он смог умереть - долг, с которым, по мнению многих, он слишком долго тянул, исполнив его в день появления на свет Миры.

В этом-то легкомысленном и беспечном семействе и росла Ребекка. Это была самая обыкновенная семья - двое или трое детей красивых, трое довольно сообразительных, двое трудолюбивых, двое заурядных и скучных. Ребекка обладала талантами отца и была его самой способной ученицей. Она на слух подражала скрипке, танцевала, даже не учившись этому, и играла на мелодионе, не зная нот. Любовь к чтению она унаследовала главным образом от матери, которой было невыносимо тяжело подметать, варить или шить, если в доме был непрочитанный роман. К счастью, книг было немного, иначе детям пришлось бы порой ходить оборванными и голодными.

Но дремали в Ребекке и иные силы: черты неведомых предков проявлялись в ее характере. Лоренцо де Медичи был нерешительным и слабохарактерным, Ребекка же - существом пылким и энергичным; ему не хватало силы и смелости, она была храброй в два года и неустрашимой в пять. Миссис Рэндл и Ханна были лишены чувства юмора, но Ребекка обладала им, и это обнаружилось, как только она начала ходить и говорить.

Ей, однако, не удалось унаследовать все добродетели ее родителей и прочих благородных предков, так же как избежать всех их недостатков. У нее не было ни терпения, которым отличалась ее сестра Ханна, ни непоколебимой выдержки, присущей ее брату Джону. Ее воля превращалась порой в своеволие, а легкость, с которой ей многое удавалось, вела к тому, что дела, требующие настойчивости и упорства, вызывали у нее раздражение. Но при всем, что было и чего не было на ферме Рэндлов, там царила свобода. Дети росли, трудились, дрались, ели что могли и спали где могли, любили друг друга и родителей довольно крепко, но без излишнего пыла и занимались собственным образованием девять месяцев в году, каждый по-своему.

В результате такого метода воспитания Ханна, которая, вероятно, могла бы развиться только с помощью сил, приложенных извне, оказалась старательной, но скучной и ограниченной, в то время как Ребекка, которая, очевидно, не нуждалась ни в чем, кроме свободы и простора для самовыражения, росла, росла и росла… Все ее силы, по-видимому, были приведены в действие в момент ее рождения и, не требуя никаких новых импульсов, обеспечивали ее развитие - каков будет его конечный результат, не знал никто, и менее всех - сама Ребекка. Поле для проявления заложенного в ней творческого инстинкта было удручающе малым, и все применение, какое она могла найти этой своей склонности, заключалось в том, чтобы замесить тесто для хлеба без яиц в один день и без молока в другой и посмотреть, что из этого выйдет, расчесывать волосы Фанни иногда с пробором посредине, иногда - справа, а иногда - слева, играть во всевозможные удивительные игры с младшими братьями и сестрами, порой выводя их к столу в виде исторических персонажей или героев ее любимых книг. Своими поступками Ребекка забавляла и мать, и семью в целом, но серьезная роль ей никогда и ни в чем не отводилась; и хотя ее считали “сообразительной” и достаточно самостоятельной для ее возраста, никто не находил, что она в чем-то превосходит прочих. Опыт Орилии в общении с талантом, воплощением которого был покойный Лоренцо де Медичи, привел к тому, что она прониклась гораздо большей любовью к обычному, заурядному здравому смыслу, досадную нехватку которого иногда проявляла Ребекка.