Ребекка с фермы «Солнечный ручей»

— Это уже лучше, — улыбнулась мисс Дирборн, — хотя не думаю, что слово «вдрызг» уместно в поэтическом тексте.

Выслушав совет мисс Дирборн заменить первое лицо вторым, отчего текст якобы становится «элегантнее», Ребекка старательно переписала свой этюд об одиночестве. И теперь сочинение выглядело так:

«Когда пребываешь в окружении интересных мыслей — это уже не одиночество. Никого с тобой нет, это правда, но тебе открывается любимая книжка, тебе разговаривается с представляемой в воображении тетей, к тебе ласкается котик, тебе улыбается фотокарточка со страницы альбома. Как же ты можешь чувствовать себя обделенной?

А если тебе еще и работается, то ты уж никак не можешь считать себя одинокой. Домашними обязанностями ты спасаешься от чувства одиночества. Если ты накрываешь стол для вечернего угощения, то это уже совсем не одиночество, потому что скоро придут тети и ты будешь не одна.

Если ты ходишь по двору, собираешь щепки и напеваешь песенку — какое же это одиночество? Если разжигаешь в печке огонь, тебе уже не одиноко. А если есть корова и ты ее доишь? Приятно смотреть, как наполняется ведро. Это не должно считаться одиночеством.

Ребекка Ровена Рэндалл.»

— Нет, это совершенно ужасно! — вздохнула Ребекка, прочитав свое сочинение. — Какая-то пародия на учебник грамматики. Как же это я могла такое написать: «тебе разговаривается»?

— Ты пишешь о каких-то странных вещах, — заметила мисс Дирборн. — Разве ты собираешь щепки?

— Да, на меня возложены некоторые домашние обязанности, и одна из них — собирать во дворе щепки. А вам не понравилось, что я называю ужин «вечерним угощением» и что я употребила слово «обделенная»?

— Нет, как раз это я оценила. Но котик, щепки, ведро — это как-то сюда не идет.

— Ну и хорошо! Вычеркнем все это, долой! А корову тоже?

— Да, мне не нравится корова в сочинении, — отчеканила требовательная мисс Дирборн.

Поездка в Миллтаун имела и некоторые неприятные последствия. Мать Минни Смелли сказала Миранде Сойер, что ей надо последить за Ребеккой, потому что девочка употребляет вульгарные просторечия, а порой даже и богохульствует. Они бегали с Эммой Джейн и Ливингом Перкинсом по дороге, вставали на четвереньки, и Ребекка при этом богохульствовала.

Ребекка, когда тетя Миранда предъявила ей обвинение, категорически все отвергала, и тетя Джейн склонна была ей верить.

— Ну напряги свою память, постарайся сообразить, что же они, Минни со своей мамашей, могли подглядеть и подслушать? — кротко наставляла тетя Джейн. — Не сердись, не упрямься, а сядь и подумай. Ты говорила, что вы как-то играли на дороге в охотников.

И тут Ребекку осенило.

— Ах, это вот что, наверно! Помните, все утро лил дождь и дорогу так затопило, что она была на вид как река. Мы с Ливингом и Эммой гуляли там, и я шла впереди. Вдруг я увидела, как поток воды свергается в канаву, и мне это сразу напомнило одно место из постановки «Хижины дяди Тома» в Миллтауне. Элиза бежала с ребенком на руках через Миссисипи по обломкам льда, и ее преследовали ищейки. Мы тогда смеялись, когда выходили из палатки, где шел спектакль. Потому что места в палатке было мало, и артистке приходилось бегать по кругу. Получалось, что сначала собака преследует артистку, а потом артистка бегает за собакой. И вот… Ливинг непременно подтвердит вам, что я говорю правду. Я сняла с себя дождевик и завернула в него учебники — это был младенец. А потом я закричала: «Храни меня мой Бог — река!» Такие слова говорила Элиза в пьесе. А потом я прыгала из лужи в лужу, а Эмма и Ливинг преследовали меня, как ищейки. Минни Смелли — она глупая. Она не понимает, что игра, а что происходит на самом деле. А Элиза совсем не богохульствовала в «Хижине». Это у нее было как молитва.

— Ну, когда про Бога орут посреди грязи, то это скорее богохульство, чем молитва, — заявила тетя Миранда. — Ты прямо рождена для всяких безобразий, как воробей для полета. Хоть бы кто-нибудь укоротил твой длинный язык!

— Я думаю, что язык надо укоротить прежде всего Минни Смелли, — проворчала Ребекка и стала накрывать стол к ужину.