Ребекка

— Его тоже нашли в чулане?

— Нет, не думаю. По правде говоря, это был свадебный подарок. Ребекка превосходно разбиралась в фарфоре.

Я не глядела на него. Я принялась полировать ногти. Он произнес ее имя так естественно, так спокойно. Он не сделал никакого усилия над собой. Спустя минуту я бросила на него быстрый взгляд. Он стоял у камина, руки в карманах. Он глядел прямо перед собой. В пространство. Он думает о Ребекке, сказала я себе. Он думает о том, как странно, что мой свадебный подарок уничтожил свадебный подарок, преподнесенный ей. Он думает о статуэтке. Старается вспомнить, кто прислал ее Ребекке. В его памяти всплывает, как появилась посылка и как довольна была Ребекка. Ребекка превосходно разбиралась в фарфоре. Возможно, он зашел к ней в комнату, когда она стояла на коленях и срывала крышку ящика, в котором была упакована статуэтка. Наверно, она подняла на него глаза и улыбнулась: «Взгляни, Макс, — сказала она, — взгляни, что нам прислали!» И, засунув руку в стружки, она вытащила купидона с луком в руке. «Мы поставим его в кабинете», — наверно, сказала она, и Максим, наверно, опустился на пол рядом с ней, и они вместе разглядывали подарок.

Я продолжала полировать ногти. Такие ногти бывают у мальчишек. Лунки заросли, ноготь на большом пальце был обкусан до мяса. Я снова взглянула на Максима. Он все еще стоял перед камином.

— О чем ты думаешь? — спросила я.

Мой голос был ровным и спокойным. Не то что сердце, тяжело бившееся в груди. Не то что мысли, горькие, исполненные обиды и возмущения. Максим закурил сигарету — наверно, двадцать пятую в тот день, а мы еще только кончили ленч, — кинул спичку в пустой камин и поднял с полу газету.

— Ни о чем особенном, а что? — спросил он.

— О, не знаю, — сказала я, — ты выглядел таким сосредоточенным, таким далеким.

Он рассеянно засвистел что-то, покручивая в пальцах сигарету.

— Ну, если уж ты так хочешь знать, — сказал он, — я думал о том, выбрана ли уже команда играть за Серрей в крикетном матче против Мидлсекса.

Он снова уселся в кресло и сложил газету. Я принялась глядеть в окно. Вскоре подошел Джеспер и забрался ко мне на колени.

Глава XIII

В конце июня Максиму надо было поехать в Лондон на какой-то официальный обед. Только для мужчин. Что-то связанное с делами графства. Он уезжал на два дня, и я оставалась одна. Как я страшилась его отъезда! Когда машина исчезла за поворотом аллеи, меня охватило чувство, будто мы с ним расстались навеки и я никогда больше его не увижу. Конечно же, произойдет несчастный случай, и, когда я вернусь днем с прогулки, меня будет ожидать перепуганный бледный Фрис с трагическим известием. Позвонит врач из какой-нибудь сельской больницы. «Мужайтесь, — скажет он, — вы должны быть готовы к худшему».

Появится Фрэнк, и мы вместе поедем в больницу. Максим не узнает меня. Сидя за ленчем, я представила себе все это в мельчайших подробностях. Я видела местных жителей, стоящих группками у кладбища во время похорон, и себя, опирающуюся на руку Фрэнка. Я видела все это так реально, что не могла проглотить ни куска и все время прислушивалась, не зазвонит ли телефон. После ленча я вышла в сад и села под каштаном; я взяла с собой книгу, но не прочла ни строки. Когда на лужайке показался Роберт и направился ко мне, я знала — был звонок, и мне чуть не стало дурно.

— Звонили из клуба, мадам, просили передать, что мистер де Уинтер прибыл десять минут назад.

Я захлопнула книгу.

— Спасибо, Роберт. Как он быстро добрался.

— Да, мадам, прекрасный пробег.

— Он просил позвать меня или передавал что-нибудь?

— Нет, мадам. Только, что поездка прошла благополучно. Звонил швейцар.

— Хорошо, Роберт. Большое вам спасибо.

Я почувствовала колоссальное облегчение. Дурноты как ни бывало. Боль в сердце исчезла. Словно я пересекла Ла-Манш и теперь снова стою на берегу. Я даже захотела есть и, когда Роберт вернулся в дом, пробралась потихоньку в столовую через балконную дверь и стянула с буфета несколько печеньиц. Целых шесть штук. Сухое печенье по рецепту доктора Оливера из Бата. И яблоко. Я не представляла, что я так голодна. Я пошла в парк и съела все это там, боясь, как бы кто-нибудь из слуг не увидел меня, если я буду есть на лужайке, и не сказал повару, что миссис де Уинтер, видно, не нравится еда, которую готовят на кухне, раз она набивает себе живот фруктами и печеньем. Повар обидится и, возможно, пойдет к миссис Дэнверс.

Теперь, когда я знала, что Максим благополучно приехал в Лондон, и утолила голод, мне стало удивительно хорошо. Я давно не была так счастлива. Меня охватило чувство необыкновенной свободы, словно у меня не было никаких обязательств. Так бывает субботним днем в детстве. Ни школы, ни уроков. Делай что хочешь. Надевай старую юбку и парусиновые туфли и играй на выгоне с соседскими ребятами в «зайцев и собак».

Именно такое и было у меня ощущение. Впервые с тех пор, как я приехала в Мэндерли. Наверно, потому, что Максим уехал в Лондон.