Справки мы быстро справили, а я продолжала ходить на свидания в Дом Ребёнка. Май, июнь. Наши прогулки уже проходили на улице. Я показывала ей цветущие яблони, вишни, травку, что-то объясняла, пела песенки. Марина слушала или не слушала – не знаю. Сама она всё время молчала. Очень часто я пела ей модный тогда рингтон: "Кис-кис-кис-киса, киса-кисуня, Мур-мур-мур-Мурка, Мурка- Манюуууня." Переиначивала: "Марин-Маринка, моя Марина, моя малышка, Мари-и-и-на."
С этой мелодией у нас получилась потом интересная история. Мода закончилась, мы её перестали петь. Однажды, года через 2 или 3 уже дома, я вспомнила и снова спела Марине эту незамысловатую песенку. И тут Марина заплакала! …Трудно понять, что навеяла ей эта песенка.
Однажды по прошествии часа свидания Марину у меня не забрали, и она заснула у меня на руках. Мне было очень приятно, что она мне уже доверяет, не боится, было приятно держать её на руках сонную… Надо сказать, что, когда после свидания Марину у меня забирали, она с радостью протягивала ручонки к этой работнице. Как охранник сказал: "Это понятно: она же – кормилица!"
Я ещё думаю: возможно, документы мне так долго делали потому, что смотрели за моей реакцией, как я отношусь к девочке, не откажусь ли от своей идеи взять ребенка… Ну, что вы?! Я очень, очень хотела её взять. Я быстро прикипела к ней душой. Мне нравилось (и нравится) обнимать её, целовать нежные щёчки, маленькие нежные ручки… Мне очень хотелось её вкусно покормить… И 4 месяца в этом возрасте всё равно, что 4 года! Мы, конечно, потеряли за это время что-то невозвратное!
А работница, когда забирала от меня Мариночку, зло спрашивала: “Когда уж вы заберёте ребёнка?! Ходите, ходите, всё без толку!” Я удивлялась: как будто от меня зависит! Возможно, я одна так долго оформлялась.
Я всё время названивала в Органы Опеки, узнавала, когда же будут готовы наши документы. Меня, как всегда, "кормили завтраками". Я "напоследок" съездила к родственникам в другой город, на могилу матери. Напоследок – потому, что боялась, что с ребенком мне будут не с руки путевые тяготы. (Потом я туда смогла поехать только через 4 года, когда Мариночке исполнилось 5 лет.) По приезде позвонила в Органы Опеки, и оказалось, что я могла её забрать уже неделю назад. Но никто мне не звонил!
Конечно, я подхватилась и полетела за разрешительной бумагой, а потом сразу – в Дом Ребёнка. Мариночку переодели в одежду, которую я привезла с собой, рассказали, чем она питалась здесь и передали мне её на руки – без каких-либо торжеств и даже в отсутствии свидетелей. Моя семья тоже отсутствовала при этом событии. Муж был в длительной "командировке". сын – на практике в университете. Сама "родила", сама и увезла дочку.
Меня переполняла радость! Моя! Моя! Наконец-то моя дочь со мной! Какой это был прекрасный день – 10 июля!
Трудности
Трудности мои проистекали от моего почтенного возраста и от гиперактивности Мариночки. В первый же день к вечеру у меня заболела левая рука: пережимался какой-то нерв в запястье, немели пальцы, терялась в них чувствительность. Потому что во время кормления приходилось держать её в левой руке, а правой рукой кормить – в основном из ложки. На руке она не сидела спокойно, а всё время вертелась, порывалась схватить что-нибудь, выворачивалась, стучала руками, ногами…
На третий день мне родственники привезли ходунки, с кормлением стало легче. Но было ещё много действий, которые приходилось делать левой рукой: удерживать её, когда подмываешь; спускаться по лестнице в подъезде, держа в левой руке Марину, в правой – коляску, много действий двумя руками… Болело долго. Потом само прошло, уж и не помню, когда. Да и не важно было это для меня. Важно было, что Мариночка со мной. Есть кому петь песенки!
Трудность была ещё в том, что оба мои мужчины, муж и сын, оказались очень заняты в тот момент, оба были в отъезде. Я справлялась дома совершенно одна те 2 месяца, пока Мариночка не пошла своими ножками. Кстати, пошла она в год и один месяц, а в 1,5 года я уже продала коляску, и мы везде ходили топ-топ ножками.
С коляской по городу передвигаться всё же проблематично. Расстояние в 3 остановки я шла пешком и везла её в коляске. А на расстояние 4-5 остановок и более мне приходилось входить в автобус, троллейбус с коляской. Это было и всегда трудно, и приходилось выслушивать брюзжание некоторых недовольных пассажиров ("Из-за таких, как ты, в стране весь беспорядок"– обвинил меня некий пенсионер). Машины у меня не было, на такси ездить тоже было накладно. Ну, ничего! Преодолели и этот трудный отрезок жизни.