Ребенок

Как бы там ни было, я решила не сдаваться, и последующие месяцы были подогреты азартом борьбы. Возможно, ненависть – не менее сильное чувство, чем любовь. Пусть она и не окрыляет, но дает силы жить. Я возненавидела все обстоятельства, которые сгрудились вокруг меня и не дали мне вырваться на волю. Я ненавидела пищу в тот момент, когда ее готовила и когда подавала на стол; ненавидела квартиру, по которой ходила и которая требовала моей хозяйской заботы; ненавидела даже деньги за то, что их не хватало на самое необходимое, что мне было нужно сейчас, – свободу. Что касается Антона, то я боялась себе до конца признаваться в тех чувствах, которые к нему испытывала. Просто я стискивала зубы, когда слышала его звонок в дверь, прикрывала глаза, чтобы не видеть его бодрое, разрумянившееся от ходьбы по морозу лицо, и подставляла губы для приветственного поцелуя, мечтая о том, чтобы он поскорее лег спать и я не видела это мучительное напоминание о том, что жизнь продолжается. Продолжается за моей спиной…

Ненавидела ли я ребенка? Не знаю. Скорее всего по отношению к нему я испытывала отчаяние. Точно так же я отчаивалась бы, увидев препятствие, которое мне никогда не преодолеть.

Вряд ли Антон подозревал о том, какими чувствами я живу: любая жертва на моем месте постаралась бы сдержаться и не показывать палачам своих страданий. В те минуты, когда его рука прокрадывалась под одеялом к моему бедру, гладила его, спускаясь к талии, и, все учащая движения, кругами скользила по спине и ягодицам, я думала: неужели он не осознает, что любовь в неволе противоречит всем законам природы? Это просто nonsense, выражаясь его любимым английским языком. Даже звери в зоопарке не хотят спариваться в клетке, и уж тем более они не стали бы совокупляться с теми, кто их туда посадил. Права я была или нет, но я считала именно Антона первопричиной своих несчастий, тем, кто сухим вышел из воды, оставив меня барахтаться в мутной тине. Его рука все сильнее притягивала меня к себе, я уже чувствовала настойчивую горячность другого тела и была обязана как-то на нее ответить. Как? Ни тигры, ни мартышки не желают брачных игр за решеткой, а что уж говорить о людях с их высшей нервной деятельностью! Однако человек способен на то, что недоступно ни одному животному: он может себя заставить.

Я не притворялась и не разыгрывала страстных сцен. Я закрывала глаза, чтобы не видеть лицо человека надо мной, и предоставляла своему телу полную свободу реакций. Неизвестно с кем, неизвестно где – с этим еще можно было смириться, но сильной и яркой радости от полного воссоединения с любимым я уже не получала. Ощущались лишь слабые отголоски от некогда буйного торжества. Впрочем, на фоне моей вечной душевной смуты мне было достаточно и этого.

Проблема того, как вернуться к жизни через работу, занимала меня гораздо больше, чем проблема удовольствия от секса. Среди многочисленных объявлений в газетах ко мне могли теперь относиться лишь те, что предлагали работу на дому. Шить рабочие рукавицы я не умела; для того чтобы выращивать грибы, мне пришлось бы переселиться в подвал; но возможность болтать языком по телефону показалась мне вполне приемлемой. Продавать оптовикам товары со склада? Нет ничего проще! Да, я уже занималась продажами, только немного в другой сфере… А какая, вы говорите, будет оплата? По количеству заказов?