Ребенок

Я надеялась, что обстоятельства не позволят мне поговорить с Антоном, по крайней мере заставят отложить разговор. Сейчас начнется кормление, потом – все остальные процедуры… Но намаявшийся в поликлинике Илья беспробудно спал. Я растерянно стискивала край его одеяла, а шаги между тем замерли прямо за моей спиной. Я напряглась: вновь это дикое неподконтрольное желание наконец-то расслабиться, откинуться назад, упасть в его руки, доверить свою жизнь его рукам. Что он сделает, если я позволю себе стать слабой? Молча прижмет меня к себе так, что хрустнут кости, отнесет на кровать, запрет дверь, задернет шторы… Все будет так, как первый раз в горах, потом я благодарно обниму его и вновь почувствую, что жива. Ведь жизнь начинается тогда, когда в нее приходит любовь, все остальное – существование. Как же я хочу жить и как устала существовать!

Антон ничего не предпринимал, и мне удалось совладать со своим порывом. Сделай он в этот момент первый шаг – и я бы сдалась, но он стоял не шевелясь, скованный… чем? Робостью, виной? Или же (я и сама оцепенела от этой догадки) у него и в мыслях не было меня обнимать? Почему бы и нет – я вспомнила, как он приходил ко мне в общагу в последний раз, когда предлагал зарегистрироваться. Люди не ходят в загс с беременными девушками по зову сердца, их ведут туда под конвоем долг и порядочность. Вот и сейчас: он случайно узнал о том, что я осталась в Москве, и не может не проявить участия. Вежливого участия в делах своей давней знакомой.

Я оторвалась от коляски и опустилась за кухонный стол. Антон присел напротив, в позе его чувствовалось напряжение. Мы были точь-в-точь как два представителя враждующих государств за столом переговоров, не хватало только переводчиков за спиной. Обстановку мог бы смягчить горячий чай с печеньем, но у меня не возникало желания вносить в наш разговор какую-то теплую струю.

– Это мальчик? – спросил Антон.

Я усмехнулась. Мне показалось, что он задает совершенно идиотский вопрос. Какая разница, мальчик это, девочка или кто-нибудь еще? Важно то, что ребенок здоров и что у меня есть молоко, все остальное яйца выеденного не стоит! Но сейчас мне догадаются задать еще более идиотский вопрос об имени…

Я полезла за пазуху и достала свидетельство о рождении, с которым ходила в поликлинику.

– Вот, ознакомься.

Антон пробежал по листку глазами и озадаченно нахмурился.

– «Озерников Илья Антонович», – прочел он чуть ли не по складам и удивленно поднял на меня глаза.

– А что ты ожидал там увидеть? – злобно осведомилась я. – «Шариков Полиграф Полиграфович»?

– Я ничего не ожидал… непривычно просто – «Антонович»…

– Это тебя ни к чему не обязывает, тем более что в графе «Отец» – не совсем ты.

– Ты не думай, я не против! Я наоборот… рад.

Теперь уже я взглянула на него с удивлением. Он тоже поднял на меня глаза. Я честно поискала в его лице признаки радости, но увидела лишь прежнее тревожное напряжение и, не зная, что сказать, пожала плечами.

– Я зашел в твою прежнюю комнату, – сказал Антон, чуть помолчав, – просто так зашел, зачем, не знаю – я ведь думал, что ты уехала… В коридоре случайно встретил Серафиму – она дала мне этот адрес.

– Я не знала, что ты ее снимал.

– Даже не догадывалась?

Он спросил это с искренним удивлением. Я ощетинилась.

– Если бы я знала, я бы никогда…

– Да ладно тебе! – посоветовал Антон так беззлобно, что мои колючки опали сами собой. – Что в этом было плохого? Ты же хотела остаться в Москве?

– Да.

– Вот и осталась.

«Осталась»… Как и много месяцев назад, я ощутила горестную безнадежность, которая почти что сразу сменилась тихой яростью. Хоть он и пришел сейчас ко мне, он по-прежнему стоит на другом склоне горы. Я совершила авантюру и осталась в Москве, я проявила неосмотрительность и родила ребенка, а он так и наблюдает за мной, находясь на отдалении и не считая нас единым целым. Приступам слабости и позывам к любви больше не было места на наших переговорах!

Тут слово взял Илья. Он наконец-то вышел из спячки, закряхтел, и я с облегчением вскочила на ноги – задержка с кормлением вызвала в груди мучительный прилив молока.

Антон проводил нас взглядом в соседнюю комнату. Когда через полчаса мы вернулись, он не изменил позы, лишь пальцы его с силой барабанили по столу.

– Может быть, сходим погулять?