Он, конечно, сможет проверить, но моя задача сейчас, чтоб не захотел мгновенно это сделать. А потом… Я подправлю информацию в своем личном деле. HR я или нет? Все выплаты и льготы я уже и так получаю, проверять никто не будет…
— То есть… Сразу забеременела, да? — ноздри породистого носа бешено раздуваются, желваки ходят.
Давай, Зверь, прими правильное решение уже!
— Да, так получилось.
Стараюсь делать голос отстраненным и с трудом сдерживаю желание кинуться в сторону двери.
Но нельзя. Таким образом только спровоцирую его. Зверь, он и есть Зверь, сразу среагирует и кинется догонять.
А мне надо, чтоб скривился от омерзения и забыл.
— Как ты… Быстро… И ребенок… От него? От того, с кем живешь? — голос его становится совсем низким, жутким. И лицо чернеет буквально.
— Да, от мужа. — Тут, главное, взгляд не отводить. И я не отвожу.
Ну же, Зверь, оскорбись, наконец! Назови дешевкой, тварью!
И уходи! Исчезни из моей жизни!
Не мучай больше!
Он молчит, сжимает кулаки до белых костяшек.
И на долгое, счастливое мгновение мне кажется, что мой план — успешен.
Не будет он больше меня преследовать, побрезугет. Оскорбится.
И в тот момент, когда я уже думаю, что все удалось, я выиграла, Азат неожиданно и резко подается ко мне всем телом, молча, страшно, словно ударить хочет…
Но, вместо этого хватает за руку и тянет на выход.
Нет! Всевышний, нет!
— Пусти! — тщетно пытаюсь вырваться, но когда мне удавалось освободиться из его лап? — Зачем я тебе? С чужим ребенком?
Но все протесты разбиваются о гранитную скалу его безумия.
И слова Зверя звучат жутким приговором всем моим надеждам на избавление:
— Ты — моя жена. Значит, и ребенок — мой.
Глава 10
Меня его слова буквально оглушают. Беспомощной тряпичной куклой волокусь следом за Азатом, ничего не соображая, с одним сплошным ужасом в голове.
Ситуация жуткая, и дальше будет хуже!
Я это понимаю прекрасно, но сопротивляться уже не могу, ступор в голове и теле дичайший, и полное ощущение, будто не со мной происходит сейчас кошмар, будто со стороны смотрю.
Помню, было такое же, давно, в самом начале, когда люди, которых я считала родными, просто отдали меня в постель дикому Зверю.
Я тогда тоже, помнится, в диком шоке была, в ступоре. Поверить все не могла…
И вот теперь ситуация повторяется.
И моя реакция на нее — тоже.
Ничего не поменялось, получается?
Зверь — все такой же безумный.
Я — все такая же безвольная.
А Адам? Мой мальчик?
Мысли о сыне придают сил, я упираюсь пятками в пол, а свободной рукой — за угол стола цепляюсь.
И, о чудо! — удается задержать Зверя!
Хотя бы притормозить немного — и то хорошо!
— Нет! — я уже не сдерживаюсь, кричу в полный голос, окончательно перестав думать о своей профессиональной репутации и будущем в этой компании. О чем вообще речь, когда тут судьба моя решается? — Нет! Не твоя! Чужая жена! Ребенок чужой! Пусти! Меня искать будут! Полиция… Тебе это не сойдет с рук, понимаешь? Не сойдет! Остановись!
Зверь тормозит на мгновение, разворачивается ко мне, резко перехватывает за плечи, приподнимает над полом так, что ноги беспомощно болтаются!
И рычит в лицо:
— Документы сегодня же восстановят. Паспорт твой никуда не делся. И по нему ты — моя жена! Все, Наира, хватит! Я сделал большую ошибку, поверив тебе тогда, год назад… Я был… Слепой дурак. Но теперь все будет по-другому. Поняла?
— Нет! Не будет! — выкрикиваю я ему в лицо не менее яростно, чем он, — не будет! Если ты посмеешь… Я клянусь, я тебя во сне зарежу! Слышишь? Или, если ножи спрячешь, глотку перегрызу!
Зверь застывает, глядя на меня с неверотяным удивлением и неверием. До него мои слова словно постепенно доходят, как поезд в длинный тоннель въезжает…
Надо дождаться последнего вагона. Может, все не так безнадежно? Может…
— Ты… До такой степени ненавидишь меня, сладкая? — спрашивает он, наконец.
— Да! — со злостью выдыхаю ему в лицо, — да! Да! Да! Ненавижу! Ты меня заставил… Заставил…
Я хочу сказать ему, что он заставил меня поверить в то, что у нас может быть будущее, такое, где два человека любят друг друга, уважают друг друга… Заставил поверить, что любит меня.
Но Зверь не дает мне договорить, опускает на пол, а затем убирает руки.
И отступает на шаг, не отводя от меня взгляда, в котором сейчас масса эмоций. И эмоции эти странные, непонятные абсолютно.
— Ты все это время… И когда мы вместе были, тоже? Когда про детей говорили? Когда говорила, что любишь? И тогда тоже? Да?
Каждое слово бьет мне в сердце, заставляя вспоминать наши счастливые дни, солнечные, сладкие, наполненные негой, доверием и ощущением правильности…
Я не хочу это вспоминать! Слишком надежно похоронила в себе, воскрешать — убивать то, что есть хорошего сейчас!
И потому я киваю. На каждое слово его киваю.
А затем резко отрезаю, чтоб уже без возможности возврата:
— Да! Да! Да! Я ненавидела тебя, понятно? Ненавидела! И сейчас ненавижу еще сильнее!
Азат молчит.
Сжимает крепче губы, лицо его становится похожим на то, что я когда-то в кошмарах видела: жестокой маской древнего воина, беспощадного, жуткого в своей злобе и безжалостности.