Ребенок, который был вещью. Изувеченное детство

Голос принадлежал Джону, нашему однокласснику, одному из дружков Эгги. Я посмотрел через поручень: холодные зеленые волны разбивались о борт корабля. На секунду я представил, как погружаюсь в море. Естественно, я утону. У этого есть и положительные стороны: я точно избавлюсь от Эгги, ее друзей и всего ненавистного мира. Но здравый смысл взял верх над желанием сбежать, поэтому я поднял голову и посмотрел Джону в глаза. Я не отводил взгляд до тех пор, пока он не прочувствовал мою злость и не развернулся, уводя с собой Эгги.

В пятом классе нашим главным учителем стал мистер Зиглер. Он понятия не имел, отчего все считали меня проблемным ребенком. После того как школьная медсестра сообщила ему, почему я крал еду и носил такую одежду, мистер Зиглер стал прилагать еще больше усилий, чтобы обращаться со мной как с обычным ребенком. Помимо преподавания он занимался выпуском школьной газеты и в начале года должен был собрать группу детей, которые придумают для нее название. Мне в голову пришла остроумная и запоминающаяся фраза, и неделю спустя мой вариант вместе с остальными был представлен на общешкольное голосование. Предложенное мной название выиграло с большим отрывом. В тот день, когда результаты уже были известны, мистер Зиглер отвел меня в сторонку и сказал, что очень гордится мной. Я впитал его похвалу как губка. Мне так давно не говорили ничего хорошего, что я чуть не расплакался. После уроков, убедив меня, что ничего страшного не случится, мистер Зиглер вручил мне письмо для мамы.

Я бежал домой в приподнятом настроении и добрался быстрее, чем обычно. Но я недолго оставался счастливым. Мама разорвала конверт и пробежалась глазами по письму.

— Ммм… мистер Зиглер пишет, что я должна тобой гордиться, раз уж ты придумал название для школьной газеты. А еще говорит, что ты один из лучших учеников в классе. Наверное, ты у нас особенный! — насмешливо произнесла она.

Внезапно ее взгляд стал невероятно холодным, она ткнула в меня пальцем и прошипела:

— Уясни кое-что, маленький сукин сын! Тебе не удастся меня впечатлить! Ты никто! Вещь! Ты не существуешь! Ты выродок, ублюдок! Я тебя ненавижу и хочу, чтобы ты сдох! Сдох! Слышишь меня? Сдох!

Разорвав письмо на маленькие кусочки, мама вернулась к телевизору. Я стоял неподвижно и смотрел на бумажные снежинки, рассыпавшиеся по ковру, — все, что осталось от послания мистера Зиглера. Хоть я и слышал это прежде, слово «вещь» ударило меня сильнее, чем когда-либо. Мама лишила меня права на существование. Я сделал все что мог, чтобы добиться ее признания. Но снова провалился. В груди словно дырка образовалась. Мама сказала все это не потому, что была пьяной, нет, она действительно так думала. Мне стало бы легче, если бы она вернулась с ножом и прикончила меня в тот самый миг.

Я опустился на колени и попытался собрать письмо из жалких бумажных клочков. Ничего у меня не получилось. Я выкинул обрывки в мусорное ведро, отчаянно желая умереть. В тот момент я правда верил, что смерть — лучше, чем такая жизнь. Не будет у меня никакого счастья. Потому что я никто. «Вещь».

Мне было настолько плохо, что я подсознательно надеялся, что мама действительно убьет меня. К тому же я чувствовал: в конце концов так и случится. Для меня было важно только когда. Поэтому я начал специально раздражать ее, чтобы она сорвалась и прекратила мои страдания. Я стал убираться спустя рукава, специально забывал вытереть пол в ванной, чтобы мама или кто-нибудь из «их высочеств» поскользнулся и расшибся о твердый кафельный пол. По вечерам я мыл посуду так, что на тарелках оставались куски пищи и пятна соуса. Я хотел, чтобы ведьма поняла: мне больше нет дела до нее.

Мое отношение к жизни изменилось, и я начал бунтовать. Переломным моментом стала поездка в бакалею. Обычно я оставался в машине, но в тот день мама почему-то решила взять меня с собой. Она приказала мне держаться одной рукой за тележку и опустить голову, а я нарочно поступил наперекор ее словам. Я знал, что она не будет устраивать сцену на людях, поэтому шел перед тележкой, убедившись, что нахожусь на достаточном расстоянии от ведьмы. Братья начали дразнить меня, а я отвечал им со всей злостью. Я просто сказал себе, что не собираюсь больше это терпеть.