Ребенок, который был вещью. Изувеченное детство

Лилиан, судя по всему, поняла, что со мной что-то не так.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, отвлекая меня от окна.

— Сбитым с толку, — твердо ответил я и скрестил руки на груди.

— Что ж… — Лилиан явно подбирала слова, пытаясь меня хоть как-то подбодрить, — такие вещи требуют времени. Сразу ничего не получится.

Но следующая встреча с психиатром была еще хуже.

— Для начала я хочу тебя вот о чем спросить… Дэниэл, что ты чувствовал, когда мать над тобой издевалась? Как я понял, однажды она…

Доктор принялся копаться в документах, взятых, очевидно, из моего дела, и бормотать что-то себе под нос. Наконец он закрыл папку.

— Вот, — сказал он сам себе. — Тебе было восемь лет, когда твоя мать… — Он нацепил на нос очки и принялся читать вслух: — Держала твою руку… правую руку… — он снова кивнул, но на этот раз явно обращаясь ко мне, — над газовой плитой. Все правильно?

У меня в животе словно бомба взорвалась. Руки судорожно задергались, а тело превратилось в непослушное желе. Я машинально наблюдал за тем, как доктор спокойно кладет на стол документ, в котором записаны самые ужасные моменты моей жизни. «Он держит в руках — этот великий доктор держит в руках! — листок, нет, не листок, всю мою жизнь и даже не знает, как меня зовут! Господи, как так может быть? Это же бред!» — кричал я про себя.

— Дэниэл, как ты думаешь, почему твоя мать хотела сжечь тебя в тот день? Ты ведь помнишь о том, что случилось… Дэниэл? — Он на секунду замолчал.

Я ущипнул себя за правое плечо, чтобы не сорваться в мучительные воспоминания.

— Расскажи, — не унимался психиатр, — какие чувства ты испытывал по отношению к матери в тот момент, Дэниэл.

— Дэвид, — едва слышно ответил я, сдерживая себя из последних сил. Доктор не отреагировал. — Меня зовут Дэвид! — закричал я тогда. — И я думаю, что моя мама больна! Точно так же, как и вы!

Врач даже глазом не моргнул.

— Ты ненавидишь свою мать, верно? Неудивительно. Не держи это в себе. Давай расскажи мне. Нам нужно с чего-то начинать, чтобы мы могли разобраться с твоими проблемами и в дальнейшем…

Я потерял нить его размышлений. В правой руке возник непонятный зуд. Я потянулся почесать ее и вдруг увидел, что она горит! Я подскочил на стуле и принялся хлопать по руке, чтобы сбить пламя. Одновременно я дул на огонь, но ничего не помогало. «Господи, нет! — молча кричал я. — Такого просто не может быть! Помогите мне, кто-нибудь! Пожалуйста!» Я умоляюще смотрел на психиатра, но не мог выдавить из себя ни звука. Наконец мне удалось разлепить губы, но горло свело судорогой, и я издал только непонятный хрип. Слезы текли ручьем по щекам, а рука все горела, охваченная оранжево-синим пламенем…

— Да! Так держать! — закричал доктор. — Ты молодец! Не держи это в себе, Дэниэл. Все в порядке. А теперь расскажи, что ты сейчас чувствуешь. Ты расстроен? Или тебе хочется кого-нибудь ударить? Ты хочешь выплеснуть свою агрессию?

Я посмотрел на руку. Огонь исчез. Сколько ни пытался, я не мог унять дрожь. Я прижал руку к груди и тихо подул на нее, чтобы хоть как-то успокоиться. Вытер слезы, медленно слез со стула и, не оглядываясь на психиатра, пошел к двери.

Доктор вскочил из-за стола:

— Все в порядке, ты можешь уйти пораньше. Мы сегодня хорошо поработали и продвинулись вперед. Не позволяй случившемуся расстраивать тебя. Встретимся на следующей неделе, я запишу…

Бамс! Я со всей мочи захлопнул дверь.

Пожилая секретарша, сидевшая в приемной, подскочила от неожиданности. Я на секунду задержался перед ее столом. Она явно собиралась отчитать меня, но заметила выражение моего лица и умолкла на полуслове. Вместо этого она опустила голову и взялась за телефон. Следующий пациент, ожидавший в приемной, проводил меня настороженным взглядом, но мне было все равно — я спешил убраться подальше от этого психиатра.

По-прежнему кипя от негодования, я хлопнул дверью «крайслера» так, что Лилиан от испуга выронила книгу в мягкой обложке, которую читала, пока ждала меня.

— Дэвид! Что?.. Ты рано. Все в порядке?

Я сцепил руки в замок.

— Нет! Нет! Нет! — закричал я. — Этот человек, — я ткнул пальцем в сторону здания на другой стороне улицы, — он просто больной! Он задает мне какие-то странные вопросы. Сегодня, например, он спросил, как я себя чувствовал, когда…

— Погоди, Дэвид, — недовольно прервала меня Лилиан. — Но это же его работа! Он врач. Я уверена, что он всего лишь пытался помочь…

— Нет! — выпалил я и покачал головой. — Этот доктор задает совсем не такие вопросы, как вы или мисс Голд. Он задает гадкие вопросы! Например: «Как ты себя чувствовал, когда мать пыталась сжечь тебя на плите?» А еще говорит, что «это нормально — ненавидеть свою мать», — добавил я, подражая его интонациям. — Я понятия не имею, что должен говорить или делать у него в кабинете. Он странный. Это ему нужна помощь, а не мне. Это он больной.

— Так вот почему ты сам не свой всю последнюю неделю! — ахнула Лилиан. — Неужели он и в прошлый раз так с тобой обращался?

Я уныло кивнул.