– Думала. Но пока не подтвердится отцовство, даже заикаться о нём не буду. Я Влада этой матрёшке просто так не отдам. Не на ту напала.
– А дальше что?
– А дальше будем решать проблемы по мере их поступления.
Слева от стола прозвенела духовка. Лана пекла фруктовый пирог. Из яблок с дачи своей свекрови Александры Федоровны. Юлька потянула носом приятный аромат поставленной на стол выпечки. Мучное она обожала, но только нюхать, потому как держала себя на строгой диете. «Шарлотка» была приготовлена на вечер для Влада.
– А ездит-то он к ней часто? – продолжила Китайгородская, пока Иоланта закрывала духовой шкаф и снимала варежки.
– На этой неделе был два раза.
– А ты не думаешь, – Юлька хмыкнула и чуть слышно порабанила по столу длинными ногтями, – что Влад этой матрёшке не только продукты и лекарства возит? Вдруг они ещё и…
Взгляд Иоланты в одно мгновение сделался каменным. Обладай она способностями Медузы Горгоны, и Китайгородская валялась бы на полу уже мёртвая.
– У неё двадцать восьмая неделя беременности. Третий триместр. Живот огромный. Ноги все в венах. Думаешь, ей до секса?
– Ты же не знаешь, что у неё на уме.
– Зато я знаю, что на уме у моего мужа. У него на беременных табу. Слишком сильно навредить боится.
– Ну и хорошо. – Юлька миролюбиво улыбнулась и взъерошила себе волосы. Из Сейлор Мун она моментально превратилась в эльфа. – А вообще, Лануся, ты святая. Тебе надо памятник при жизни ставить. Я бы так не смогла. Я бы Макса на месте убила, даже если бы сам признался, а деваху эту с лестницы бы спустила и на живот не посмотрела.
Иоланта улыбнулась и похлопала подругу по руке. Она всем сердцем любила Юльку. Юлька была задорная, живая, позитивная и никогда не отчаивалась. Как бы плохо ей не было, всегда держала хвост по ветру. Дружили женщины уже семнадцать лет, с первого курса университета. Мужиков за это время ни разу не делили. Более того, Юлька была как раз той подругой, которой Лана призналась, что хочет устроить Аринкиному ухажёру проверку, и она же спустя два месяца рассказала Иоланте, что Аринка сделала не слишком-то удачный аборт и теперь лежит в больнице. Откуда Юля об этом узнала, Лана никогда не спрашивала.
Сейчас Китайгородская работала в языковой школе. Одевалась по-молодёжному. Носила джинсы и обтягивающие водолазки и больше смахивала на студентку, чем на учительницу английского. В выходные гоняла на самокате, громко смеялась на улице и подчас вообще вела себя вызывающе. В её тридцать четыре ей бы никто не дал больше двадцати пяти. Миниатюрная, с коротко стриженными русыми волосами и огромными горящими глазами на пол-лица, она производила впечатление не женщины из плоти и крови, а мультяшки, которая только-только сошла с афиши и решила пожить среди людей. По характеру была, как вулкан. Нет, не вспыльчивая, просто энергия в ней била через край, точно лава, и Лана никак не могла понять, что её подруга забыла в школе.
А ещё Юлька была чайлдфри, или, как она сама говорила, честной эгоисткой. «Да, хочу жить для себя. Что такого? Хочу путешествовать, хочу покупать модные шмотки.
Муж у Юльки был кандидатом химико-биологических наук. Познакомились они ещё в студенческие годы. Юля подрабатывала в деканате биофака секретарём и без устали заполняла зачётки, а он был скромным аспирантом. Так друг друга и увидели. Насчёт детей Максим не шумел. Лана до сих пор не поняла, то ли он тоже был чайлдфри, как его неугомонная супруга, то ли с годами просто смирился. В свободное время любил порезаться в «танки», но человеком считался добрым. Юльку баловал. Такого достатка, как у Облонских, Китайгородские, разумеется, не имели. Максим занимался наукой и только наукой, а учёный, как и художник, в России обязан быть голодным.
Однако у вторых к первым зависти не возникало. Оба: и Максим, и Юлька не были ни обидчивыми, ни злопамятными, а самое главное – никогда не совали нос в чужие дела. Поэтому, наверное, Лана и дружила с Юлькой. Китайгородская не задавала неприятных вопросов о детях, не настраивала против ЭКО, не советовала отпустить Влада к здоровой женщине, не приставала с усыновлением. Лана же в свою очередь никогда не просила подругу сменить «религию», выбросить из головы все западные штучки и, наконец, родить. Да и понимали они друг друга буквально с полуслова.