Ребенок на заказ, или Признания акушерки

Грейс сидела справа от меня, рядом с Дженни, Эмерсон и Тедом, накручивая на указательный палец прядь длинных волос, как всегда, когда нервничала. Она просила позволить ей остаться дома. «Я знаю, это тяжело», – сказала я ей утром. Я сидела на краешке ее кровати, где она лежала, завернувшись в простыню, как в кокон. Ее одеяло, в голубой и зеленый горошек, лежало на полу, и мне пришлось заставить себя оставить его там, а не поднять и аккуратно сложить в ногах кровати. «Я знаю, это напоминает тебе о поминальной службе по папе, но мы должны быть там и почтить память Ноэль. Она любила тебя и была так добра к тебе. Мы должны быть там ради ее матери. Помнишь, как было важно для нас, что люди пришли к папе?»

Она не ответила, и бугорок там, где под простыней обозначилась ее голова, не шевельнулся. По крайней мере, она слушала. Я надеялась, что она слушала.

– Люди пришли не ради папы, – продолжала я. – Они пришли ради нас, чтобы мы почувствовали их любовь и поддержку и чтобы разделить воспоминания…

– Ладно! – Она сорвала простынь с головы и поднялась с кровати, протиснувшись мимо меня. Волосы спутанной гривой лежали у нее на спине. – Ты когда-нибудь можешь помолчать? – бросила она через плечо. Я не стала осуждать ее за грубость. Я слишком боялась оттолкнуть ее еще дальше.

Я видела, что Грейс сжимает руку Дженни, и радовалась, что она таким образом оказывает помощь подруге. Дженни выглядела бледнее обычного. Она уже утратила частичку летнего загара, в то время как кожа Грейс все еще сохраняла свой карамельный оттенок. Дженни унаследовала слишком светлую кожу Эмерсон и тонкие темные волосы Теда, которые она волной напустила на левый глаз. Она была умненькая, и я ее очень любила, но, на мой предубежденный взгляд, она терялась рядом с Грейс. Когда я видела их в школе, я не могла не замечать, как реагируют на них ребята. Когда они приближались к Грейс и Дженни, глаза их были прикованы к моей дочери… пока они не вступали в разговор. Тогда словно магнит притягивал их к Дженни, а моя тихая девочка становилась невидимой.

Но Клив выбрал Грейс, а не Дженни. Клив был красивый мальчик, сын белой матери – Сюзанны – и темнокожего отца с убийственными голубыми глазами и улыбкой, от которой даже у меня подгибались колени, и я знала, что Грейс нашла в нем своего избранника. Теперь Дженни встречалась с мальчиком по имени Девон, а Грейс осталась в одиночестве. Отец погиб. Друг ушел. Осталась одна только неадекватная мать.

Йен сидел на скамье за нами. Он рассказал Эмерсон и мне о завещании Ноэль. Он давно знал, что оно существует, так как нашел его среди бумаг Сэма, но, конечно, не сказал мне ничего и не ожидал, что оно так скоро понадобится. Завещание было составлено недавно, месяца за два до смерти Сэма. Откровенно говоря, меня удивило, что Ноэль оставила завещание; она никогда не была очень организованным человеком. Но еще больше меня удивило, что она обратилась с этим к Сэму. Правда, она знала Сэма так же давно, как и меня, и они всегда были добрыми друзьями, несмотря на некоторые шероховатости в отношениях время от времени. Но содержание завещания было таково, что она не могла не испытывать неловкости, обсуждая его с ним, и я уверена, что и он испытал некоторое смущение, услышав ее распоряжения.

В завещании она назвала своей душеприказчицей Эмерсон. Когда Йен сказал мне об этом, я обиделась. Я не могла не обидеться. Эмерсон, Ноэль и я всегда были очень близки. Иногда я чувствовала себя немного в стороне, но я убедила себя, что это все мое воображение. Выбор душеприказчицы ясно показал, что я была изначально права. Не то чтобы я желала брать на себя эти обязанности, но я не могла не удивляться, что Ноэль не доверила это нам обеим. Приходило ли Сэму в голову предложить ей это?

Хотя более значительным было распределение ею своей собственности. Жила она очень скромно, но за годы ухитрилась скопить более пятидесяти тысяч долларов. Она хотела, чтобы Эмерсон проследила за тем, чтобы удовлетворялись все потребности ее матери. Если после этого останутся какие-то деньги, они должны быть распределены между Дженни и Грейс в соотношении семьдесят пять процентов к двадцати пяти, с большей долей для Дженни. Как отнесся Сэм к тому, что Ноэль ясно оказала предпочтение дочери Теда и Эмерсон, а не его собственной? Я понимала, что такое распределение было справедливо. Это было правильно. Дженни помогала Ноэль с детской программой и, казалось, ценила Ноэль больше, чем Грейс. Сами по себе деньги значения не имели. Ударом для меня стало осознание, что ее отношение к нам не было таким одинаковым, каким я его себе представляла.