Ребенок на заказ, или Признания акушерки

– Ее мать, – прошептала я. – Ей за восемьдесят, и она очень… слаба. Она живет в доме престарелых в Шарлотте.

– А это вы видели? – Рукой в резиновой перчатке он поднял с ночного столика листок бумаги и подержал его передо мной, чтобы я могла прочитать.

«Эмерсон и Тара, простите меня. Пожалуйста, присматривайте за моим садом и проследите, чтобы за моей матерью был уход. Я люблю вас всех».

– О нет! – Я закрыла глаза. – О нет! – Записка превратила все в реальность. До этого мгновения мне удавалось не думать о слове «самоубийство». А теперь оно было передо мной, написанное гигантскими буквами в моем мозгу.

– Это ее почерк? – спросил Уиттекер.

Я полуоткрыла глаза, чтобы не видеть весь текст записки сразу. Падающие буквы могли бы кому-то показаться непонятными, но мне они были хорошо знакомы. Я кивнула.

– У нее не было депрессии, мэм? Вам что-нибудь известно?

– Нет, нет. Она любила свою работу. Она никогда бы… Может быть, она была больна и ничего нам не говорила? А не мог кто-то убить ее и представить это как самоубийство?

Я снова взглянула на записку. На пустые пузырьки. На этикетках была ее фамилия. Кто-то из бригады «Скорой помощи» заметил, что некоторые рецепты были датированы прошлым месяцем, а другие выписаны много лет назад. Неужели она копила эти лекарства?

– Она говорила что-нибудь о своем здоровье? – спросил Уиттекер. – О посещении врачей?

Я потерла лоб, стараясь напрячь свою память.

– Она однажды повредила себе спину в автомобильной катастрофе, но она годами не жаловалась на боль, – сказала я. Мы беспокоились, что одно время она принимала много лекарств, но это было давно. – Она сказала бы нам, если бы ей было плохо.

Уиттекер осторожно положил руку мне на плечо.

– Некоторые все держат в себе, мэм, – сказал он. – Даже самые близкие нам люди. Мы никогда не знаем их до конца.

Я взглянула в лицо Ноэль. Такое красивое, но как пустая скорлупка. Ее уже не было там, внутри, и я уже забыла ее улыбку. Все это лишено смысла, думала я. Ей еще так много хотелось сделать.

Надо позвонить Таре. Одной мне не справиться. Вместе мы сообразим, что делать. Мы разберемся в происшедшем. Вместе мы все про нее знали.

Но передо мной лежало свидетельство – навсегда покинувшая нас подруга, – что на самом деле мы не знали ровно ничего.

4

Ноэль

Графство Робсон, Северная Каролина 1979

Она была ночной личностью. Как будто ей было мало дня, она не ложилась до раннего утра, читая или – втайне от матери – прогуливаясь, иногда лежа в гамаке, пытаясь сквозь кружево ветвей увидеть звезды. Она была такая все тринадцать лет своей жизни. Мать говорила ей, что она родилась ровно в полночь и поэтому путала день с ночью. Ноэль нравилось думать, что это потому, что в ней текла одна восьмая индейской крови. Она воображала, как индейцам приходилось бодрствовать ночами, остерегаясь врагов. По словам матери, в ней текла еще и голландская кровь и одна восьмая еврейской, и она любила шокировать своих одноклассников своей экзотической для Северной Каролины наследственностью. Но мать иногда кое-что выдумывала, и поэтому Ноэль научилась выбирать в ее рассказах те факты, в которые она желала верить.

Однажды поздно ночью она читала в постели «Властелина колец», когда она услышала быстрые шаги на гравии дорожки. Кто-то бежал по направлению к их дому, и она выключила свет, вглядываясь в темноту за открытым окном. Полная луна освещала лежащий на дорожке велосипед, словно заброшенный туда ветром.

– Акушерка? – закричал мужской голос, и Ноэль услышала стук в парадную дверь. – Акушерка?

Натянув шорты и заправив в них майку, Ноэль выбежала из спальни в обитую сосной комнату.

– Мама! – крикнула она, подбегая к двери спальни. – Мама! Вставай!

Ноэль зажгла свет на веранде и открыла дверь. Там стоял чернокожий парень с огромными испуганными глазами. Он занес кулак, словно снова собираясь застучать в дверь. Ноэль узнала его. Джеймс, как его там? Он был несколькими годами старше нее – может быть, ему было лет пятнадцать – и учился с ней в одной школе, хотя Ноэль не видела его там последний год. Он был тихий застенчивый парень, и однажды она услышала, как учительница говорила, что он может продолжить учиться и даже поступить в колледж. Такого нельзя было сказать о большинстве учеников ее школы, чернокожих или белых. Но когда он исчез, Ноэль перестала о нем думать. До настоящего момента.

– Позови мать! – Он был в страшном возбуждении и, казалось, готов был прорваться мимо нее в дом. – Она ведь у тебя акушерка, верно?

– Может быть, – уклончиво отвечала Ноэль. Предполагалось, что никто об этом не знал. Разумеется, знали все, но Ноэль не должна была заявлять об этом в открытую.

– Что значит «может быть»? – Джеймс толкнул ее в плечо, чуть не сбив с ног. Но она не испугалась. Боялся он, и боялся настолько, что даже толкнул ее.

– Убери от нее руки! – Ее мать вышла из спальни, натягивая халат. – Ты соображаешь, что делаешь? Закрой дверь, Ноэль! – Она сама хотела закрыть ее, но Ноэль крепко держалась за ручку.