Ребенок (не) от бывшего мужа

— Ты ничего не путаешь? — с нажимом поинтересовался я, подбираясь в кресле. Я угрожающе подался вперед, словно желая перегнуться через стол, схватить Славу и хорошенько его тряхнуть. Правда, парень остался невозмутим.

— Нет, Максим Евгеньевич, ничего. Вот, посмотрите сами, — с этими словами Макаров развернул газету в руках и положил ее передо мной.

На первой странице красовалась моя фамилия, фотография блондинки, которая мотала мне нервы уже который день и заголовок – «Максим Орлов откупается от своего ребенка».

— Вот же ж! — Я снова ударил по столу, на этот раз уже обоими руками.

Нет, Слава не врал. Действительно, статейка пестрела фотографиями: моей, блондинки, там же красовалась картинка с пятитысячными купюрами и кричащим младенцем.

— Кто-то надоумил, — прорычал я.

— Не уверен, если честно. Я выяснил о ней все, что смог за кратчайшие сроки и могу сказать, что девушка в отчаянии. А когда человек в отчаянии и ему нечего терять… — Слава многозначительно замолчал.

Я поднял на него взгляд и захотел ударить его, как следует. Стереть эту невозмутимость с лица.

— Что ты выяснил об этой кикиморе?!

— Анна Заболотская, девятнадцать лет, приехала из деревни Серпухово. Устроилась работать к Вам в особняк через проверенное агентство, с которым Вы сотрудничаете много лет. Проработала недолго. Забеременела и ее попросили уйти добровольно. Инициатором стала управляющая персоналом, Кристина Новошинская. Далее отследить действия и перемещения гражданки было сложнее. Известно наверняка лишь то, что она была в нескольких кризисных центрах и приюте для молодых матерей. После – родила и объявилась у Вас под офисом, исходя из Ваших же слов.

— Ну, кикимора, говорю же!

— Простите?

— Заболотская, — уточнил я.

— А, — Макаров усмехнулся уголками губ, тем самым, давая понять, что он оценил мою шутку.

— Почему Кристина ничего не сказала мне?

— Она говорила. По крайней мере, утверждает, что общалась с Вами на эту тему. Просто Вы отмахнулись от нее.

— Да… такое могло быть…

Я задумался, тяжело вздохнув. Прикрыл глаза, потер подбородок.

Я не был уверен в том, что Кикимора говорит правду. И в том, что врет.

Однако ее шаг, то, что она сделала, это многое меняло. Волей-неволей, теперь нужно было ее искать и все выяснять. Погружаться в эту дремучую трясину из опровержений слухов, исков против издательства, тестов ДНК и прочего.

Будто бы у меня дел не было! Будто бы каждая могла вот так вот заявиться в мою жизнь и наплести ерунды, а остальные велись!

— Гадина, — выдал я, снова отмирая и устремляя взгляд на Славу.

— Что прикажете делать?

— Найти. Отловить. Привести ко мне.

— А с газетенкой?

— Направить сразу иск в суд. Даже разговаривать не буду. Век будут передо мной извиняться. И еще моральный ущерб мне оплатят, — я ухмыльнулся.

Ну, ничего-ничего. Готовьтесь, я по всем собирался проехаться!

— Пустите! Да что же это такое-то, а?!

— Ну, нет, девочка, так не пойдет! Решила поиграть со взрослым дяденькой? Теперь придется играть до конца!

— Отпустите немедленно! Вы какой-то псих, ей-богу!

— Решила заныкаться в храме? Думал, я тебя не найду?

— Я вообще о Вас не думала! С тех пор, как сунули мне пару купюр в карман куртки!

— Мало сунул?!

Я вынужденно остановился, потому что Кикимора все же сумела вырвать у меня из рук свою ладошку.

Я усердно тащил ее к припаркованной машине, а она истерила и сопротивлялась изо всех сил.

Мои люди нашли Анну быстро и место, в котором она решила обитать, меня, надо сказать, удивило.

Храм.

Чуть позже мне объяснили, что там работала какая-то программа помощи женщинам.

Заболотская могла здесь жить, ей помогали с ребенком, а она, в свою очередь, помогала при храме. Убирала, готовила, что-то делала по двору. Еще сказали, что девчонка пошла учиться. На швею. В какой-то там вечерний колледж имени черт-знает-кого. Возле которого я, собственно говоря, ее и поймал.

— Вы… Вы плохой человек!

Я взглянул на нее и отметил, что она запыхалась во время нашего небольшого пешего тура. Я протащил ее метров триста, пока она-таки не вырвалась из хватки. А теперь стояла растрепанная, с выбившимися прядями волос мышиного цвета и раскрасневшимися щеками. Смотрела на меня зло, исподлобья, будто готова была вот-вот ударить.

— Да неужели? А когда вешалась на меня был хорошим? — не выдержав, сыронизировал я. — Когда решила примазаться к богатому мужику и родить ему ребеночка, не думала, какими могут быть последствия? А когда бегала по журналюгам и болтала им все, что под язык попадется, не думала, нет?

— Послушайте… — Анна оборвала сама себя. Явно хотела сказать мне что-то нехорошее, но затем, видимо, раздумав, решила этого не делать. Моргнула несколько раз, вздохнула и покачала головой. — Я не болтала ничего… То есть… болтала, но не специально. Я не знала, что она Мария – журналистка… Мы познакомились и разговорились. Только и всего.

— А, только и всего, да? И плевать, что они теперь мешают меня с грязью?

— Может быть, тут дело не во мне? — ощетинилась Кикимора. — Маша рассказала, что вы отказались от дочери от первого брака. Разве это я сделала?