Ребенок от бывшего мужа

— Ты будешь слушаться меня, если окажется, что малыш, которого ты носишь под сердцем — мой. Будешь делать так, как сказал я! — говорю, чтобы она поняла — не желаю возражений. Сейчас я смотрю ей прямо в глаза. — Завтра поедем в клинику и узнаем, когда можно будет сделать этот тест, и сразу проверим тебя, чтобы убедиться, что ты ничем не больна, — чувствую, как Ада вся сжалась от моих последних слов. — Если окажется, что ты не соврала и беременна действительно от меня, то я не хочу, чтобы какая-либо болезнь передалась от тебя ребёнку.

Матвей

В её глазах вспыхивает злость, ненависть. Она взглядом прожигает меня насквозь, я почти чувствую, как полыхает моя кожа. Говорю резко, что я не хочу подвергать ребёнка — может быть, своего — какой-либо опасности.

Ада вырывает свою руку из моего захвата и со всей силы толкает в грудь ладонями. Удар не сильный, но на пару шагов отшатываюсь.

— Убирайся, — цедит с ненавистью во взгляде. — Убирайся из моего дома, Огнев! — теперь уже кричит, продолжая толкать меня ладонями. — Ты мне омерзителен. Я не хочу тебя видеть. Никогда!

Чёрт, а ведь я пришёл, чтобы спокойно поговорить! Настраивался, в машине чуть сутры не читал, чтобы собраться с мыслями. Но стоило мне увидеть рядом с ней какого-то мужика, как вся моя собранность полетела к дьяволу. Так, надо взять себя в руки и попытаться ещё раз.

— Ада, успокойся, — пытаюсь успокоить, но от моих слов Славина снова вспыхивает как спичка.

Во взгляде хозяйки квартиры горит жгучая ненависть. Такая, что прежде не было никогда. Она стоит, тяжело дышит, смотрит прямо мне в глаза несколько долгих секунд, а потом разворачивается и уходит, а я продолжаю стоять, не зная, что мне делать. Понимаю, что ей нервничать нельзя, но не могу успокоиться, ударяя её всё больнее и больнее. Хочу, чтобы она почувствовала то же самое, что и я тогда. Чтобы страдала точно так же.

Ада возвращается через пару минут. Останавливается в нескольких шагах от меня и кидает в лицо мне какие-то бумажки.

— Держи! Это все анализы, подтверждающие, что я абсолютно здорова, — говорит спокойно, как будто и не кричала пять минут назад, выплёскивая всю ненависть на меня. — Завтра, как ты и говорил, съездим и поговорим с врачом, узнаем, когда можно будет сдать тест. А теперь выметайся из моего дома, — подходит совсем близко, лишь считанные миллиметры остаются между нами. Поднимает взгляд и с ненавистью шепчет, — Чтобы после этого я тебя ни у себя дома, ни где-либо поблизости не видела.

Быстро хватаю её за предплечья, сжимаю со всей силы, дабы причинить боль, оставить синяки на её коже, чтобы она никогда не смогла забыть обо мне.

— Мне не нужны твои бумажки, что ты кинула мне в лицо. Ты завтра при мне сдашь все анализы, чтобы я сам лично убедился, что ты ничем не больна. И не выводи меня из себя, Славина. Забыла, кто я такой? — бывшая жена просто вывела меня из себя, разозлила.

— Ты лишь бывший муж, который не имеет права решать за меня, что делать. Это право ты потерял три года назад. А теперь убирайся! И будь уверен, я ничего не буду делать кроме теста, — довела.

Резко поворачиваюсь и впечатываю её в дверь, прижимая руки к поверхности, не давая вырваться. С губ Ады срывается вскрик.

Наклоняюсь, приближаясь к её лицу.

— Ты будешь делать всё, что я сказал. Будешь слушаться меня. И если я сказал, что поедем завтра в частную клинику и сдадим все анализы, значит, так и будет. Не выводи меня, девочка.

Знаю, что разговариваю с ней неправильно, но ненависть вместе с чувством, которое, как мне казалось, я забыл, вырываются наружу, не давая здраво мыслить.

Взгляд опускается на аппетитные пухлые губки без грамма помады. Ада не любила краситься, да и я был против, потому как она естественно красива, ей не нужно наносить тонны косметики. А замазывать её чудесные веснушки я запрещал. Губки такие соблазнительные, что хочется впиться в них страстным поцелуем, выпивая её кислород из лёгких до дна.

— Уйди, Матвей, — шевелит губами, и я не сразу понимаю, что она говорит. Поднимаю взгляд, задаю немой вопрос. — Уйди, пожалуйста, — шепчет так, будто все её силы ушли, и всё, что она может — только прошептать.

А потом неожиданно утыкается лбом мне в грудь. От неожиданности я опешил, не зная, что сказать и сделать. Всё-таки лишним было грубить ей, но я не мог ничего с собой поделать. Злость вырвалась наружу, желая побольнее уколоть.

— Ада… — в ответ шепчу, но она перебивает:

— Уйди, Матвей, пожалуйста. Не мучай меня, — я отпускаю её руки, но меня так и тянет прикоснуться к её волосам.

Рука тянется, но, не преодолев до конца расстояние, останавливается в паре миллиметров от прядей. Что ты делаешь, Огнев? Она же обманщица, предательница, а тебя так и тянет к ней прикоснуться. Ты ненавидишь её всей душой, ты не должен идти на поводу у своих чувств, что ещё трепещут в тёмном уголке твоей души. Но я не могу себя сдержать — оплетаю руками плечи, прижимая крепче к своей груди, зарываясь одной рукой в пушистые рыжие пряди.