Ребенок от отца моего мужа (СИ)

— Хочу встретиться со Светкой. Слишком многое ей сходит с рук, у следствия нет доказательств по большей части ее деяний.

— А это неопасно?

— Мась, ну ты чего, — прижимает меня к себе, гладит по голове. — Я просто должен поставить точку и жить дальше…

— Угу, — киваю, а сама вцепилась в него и не могу, не хочу отпускать.

— Вы тут без меня справитесь? Я недолго.

— Справимся. Но будем скучать. И скажи, пусть Сергей Иванович узнает, где Марк и как будут новости, сразу звони… так волнуюсь…

— Люблю тебя, моя девочка, — берет мое лицо в капкан своих ладоней, целует в губы, окутывает нежностью. Я так истосковалась по его теплу. Вот он рядом, а все равно не верю в реальность происходящего.

— И я тебя, — вздыхаю, — Наша любовь слишком много горя приносит…

— Прорвемся, Мась, обещаю. Я больше тебя не отпущу, — сказал и одной фразой разбил вдребезги мои сомнения. Будущее у него появились яркие очертания. Даже несмотря на бушующее во мне чувство вины. Любовь она держит на плаву, дает силы.

— Прорвемся, — слабо улыбаюсь, пытаюсь не зарыдать, теперь уже от счастья. Если расплачусь, то Влад останется со мной. А он прав, надо разобраться в прошлом до конца, чтобы навсегда закрыть туда двери.

* * *

Ситуация паршивая до невозможности. Только на мгновение позволил себе быть счастливым, как вот он новый удар — осознание насколько я дрянной отец. Я бы реально отступил, как бы ни любил, ушел бы с дороги. Как и планировал изначально.

Если бы она его любила. Но ведь они даже не спали, жили как друзья. Я каждой клеткой, каждой порой чувствую ее любовь, купаюсь в ней и не готов отпускать. Не могу.

Даже если, рационально подумать. Разойдись я с Илоной, кому от этого лучше будет? Никому. Она его не полюбит. Дениска итак столько времени рос без матери, и теперь лишить его полноценной семьи? Зачем? Логика и чувства в данной ситуации работают в тандеме. Но это не умоляет факта — я предатель по отношению к старшему сыну.

Да, можно оправдываться, что так сложились обстоятельства. Только от этого Марку не легче. Подозреваю, наши отношения испорчены навсегда и у меня нет ни малейшей идеи, как все изменить. Надеяться на его понимание? Бессмысленно. Он не простит. Даже если, умом будет понимать все и выслушает нашу правду до конца.

С такими невеселыми мыслями еду к Сереге. Оставить масю было сложно, но я должен разобраться во всем. Надо чтобы Светка получила максимальный срок. И я попробую ее разговорить. Хоть так и тянет сказать водителю, чтобы разворачивал машину и гнал домой. Обнять родных и до бесконечности купаться в их любви.

— Какие люди! Цветешь и пахнешь, Влад! — Серега встал с кресла и пожал мне руку.

— Есть от чего, — усмехаюсь.

— Не сомневаюсь. А твоя благоверная снова в больничке.

— Что на этот раз? — сажусь напротив друга.

— Сокамерницы ее отметелили. Ребра, рука сломана, порезы, синяки. Несносный у нее характер, не прижилась, — пожимает плечами.

— А ты не сильно-то и беспокоился о ее безопасности, — говорю и понимаю, что ничего не дрогнуло. Нет к ней жалости. После того, что она натворила, заставить мать поверить в смерть собственного ребенка… организация убийств, манипуляции, в этом монстре нет ничего человеческого, так откуда у меня может возникнуть к ней сострадание?

— Это не моя забота, — подмигивает мне. — Но вот с доказательствами против нее, дела обстоят неважно. У нас на нее слишком мало. За покушение на тебя сядет. Похищение ребенка тоже докажем. Еще пару грешков слабо за уши можно притянуть. А в остальном, мадам все чужими руками делала. От чистосердечного отказывается, изображает из себя невинную жертву и все требует сменить ей государственного защитника. Бабок-то на адвоката нет.

— И ты постарался для нее «самого талантливого» выбить? — усмехаюсь.

— А то! Двоечник высшей пробы! Два раза с универа чуть не выгнали, с горем пополам закончил, вот Светлана его первое дело.

— Отлично! — потираю руки. — Попробую с ней переговорить. Есть идейки, как сделать ее более сговорчивой.

— Я только за, — идет к двери. — Тогда погнали в тюремную больничку. Я по дороге тебе расскажу все, что имеем.

Врача, который принимал роды у Илоны, убил Алексей. У Глеба имеются материалы. Как он их нарыл, загадка. Но есть запись камеры видеонаблюдения. А организация убийств Глеба, Алексея — тут тупик. Она не признается. Доказать обратное — нет улик. А мне хочется, чтобы надолго села, заплатила по полной. И подозреваю — нам еще не про все ее «подвиги» известно.

Водитель привез нас на место. Серега проводит меня по мрачным коридорам тюремной больницы.

— Слушай, есть еще одна странность. Мы, конечно, докопаемся сами, но время надо. А мож тебе она проболтается, — Серега останавливается у двери с решеткой.

— Какая?