Ребенок от убийцы брата (СИ)

Учиться мне всегда нравилось. С детства я никогда не был мечтателем, я планировал — и упрямо шёл к своей цели. Отец так научил: мужчина должен крепко стоять на земле, чтобы быть способным позаботиться о своей семье.

Я на секунду отвлекся от занятий, подумав, что она у меня теперь наконец-то есть. Семья. Умный, верткий сын и робкая сиротка, воспринимающая меня как опасного инопланетянина.

Интересно, какие у неё до меня были мужики?

Парни мои, правда, никого в её сегодняшней жизни не обнаружили, но это ведь не значит, что никого совсем не было.

Скорее всего, всё дело в Ромке — парень сейчас в таком возрасте, когда требуется много времени и внимания. А Ксанка у меня девица ответственная, никогда не стала бы развлекаться в ущерб сыну.

И всё-таки интересно, какие у неё раньше были ухажёры, если она так… дичится. Хлюпики, наверное, какие-нибудь. Худые очкарики, декларирующие стихи про любовь — их единственную возможность покорить девушку. Почему-то мне казалось, что на стихи Оксана бы обязательно купилась.

Хотя, скорее всего, всё было намного прозаичнее. Стихов не было, и очкариков тоже не было. А был молодой мажорчик на папиной машине, с папиными же банковскими карточками и пустыми мозгами. Из тех, что любят покататься с девушками без обязательств и чуть что всех отсылают к своим богатеньким родителям. Недаром же Ксанка так нервно относится к деньгам — видимо, когда-то научили.

— Рафаэль Исламович, — воскликнула Алла, и я понял, что отвлекся. Дожили! Сижу на уроке и мечтаю о девице, которая мне нравится.

Прямо как будто вернулся назад, в свои чудесные школьные годы. Надо будет рассказать Соболю — поржём надо этим вместе.

Оксана

Вернувшись домой, я минут двадцать слонялась по квартире без дела — не привыкла я находиться дома посередине дня безо всяких дел. Если такое и случалось изредка, то только когда Ромка болел — то есть оставалась я всегда при Ромке. Оказывается, я отвыкла быть одной…

Я прошлась из комнаты на кухню, из кухни в комнату — и пыталась как-то приладиться с мыслью, что моя жизнь сильно изменилось: Ромка теперь будет проводить время не только со мной, но и со своим отцом. А я сама… а я сама сегодня осталась без работы, зато с мужем.

Только что с ним делать, я понятия не имела.

Вскипятив чайник и выпив чаю, я несколько раз прокрутила в голове сегодняшнее утро и наше бракосочетание. Уфф…. Вот где было неловко.

А потом я подумала о том, что Рафаэль, несмотря на всю сложность ситуации, все же постарался сделать это действо не совсем казенным. И цветы были, и музыканты.

Да, это была не та свадьба, о которой я мечтала; да и жених тоже не походил на того мужчину, которого я могла бы выбрать сама, но не оценить его стараний я не могла.

Поэтому, покопавшись в недавних покупках, я нашла красное шёлковое платье. Белое, кстати, тоже имелось — но надеть белое я не отважилось. А красное… с одной стороны, на Руси ведь когда-то невесты выходили замуж именно в красном. Правда, цвет был довольно ярким, почти провокационным, но это всё равно было лучше, чем белое — я не чувствовала себя невестой и не хотела подчеркивать этот статус с помощью белого цвета.

Волосы я оставила распущенными, немного подправив утренние локоны. Ну, и накрасилась по новой.

Время пролетело незаметно — и ровно в час я уже сидела в машине, которая везла меня куда-то в центр.

Оказалось, что ресторан, который выбрал Рафаэль, находился на крыше гостиницы, о чем мне вежливо сообщил Игорь, когда припарковался у входа в один из самых дорогих отелей Москвы. Но меня выбило из колеи не это — после сумасшедших трат в ГУМе и дорогущего кольца (что-то мне подсказывало, что Вероника была права насчёт стоимости первого колечка), дорогой ресторан уже не казался чем-то диковинным.

Но когда я вышла из машины, я увидела на крыльце здания встречающих меня Рафаэля и Ромку. Сын оказался одет в строгий черный костюм — копию костюма Валеева. Оба выскочили на крыльцо без курток, с одинаковыми букетами красных роз, что ещё больше подчеркивало их похожесть. Отец и сын… Они стояли рядом, такие похожие, а Ромка-то… Ромка, оказывается, так вырос! Я всё ещё принимала его за малыша, которого носила на руках днями и ночами напролёт. А мой мальчик уже превратился в маленького мужчину. Я вспомнила, как он плакал ночами, когда у него болел животик: Лейсян кормила его дешевой смесью, от которой он мучился, а я ещё не понимала, в чем дело… Я вспомнила, как паниковала, когда невеста брата сбежала из дома, оставив на меня своего ребенка; как не спала неделями, когда врачи стали подозревать, что Ромочка не слышит. Я вспомнила, как выла по ночам, не зная, как справлюсь со всем — а утром изо всех сил улыбалась на работе, боясь потерять наш единственный источник дохода. Вспомнила и тот самый первый момент, когда Ромка стал отвечать мне на жестовом языке… стал мне отвечать! И как я радовалась тогда этому его первому ответу.