– Двадцать третье февраля – День Красной Армии, – быстро ответил Леня.
– Вот-вот, – кивнул комбат. – В этот день и надо взять Новую Руссу! Пусть у них и артиллерии больше, и самолетов... А все-таки наш полк справа отсек их силы, и мы тут должны фашистов разбить.
Бой за Новую Руссу продолжался. Врагов приходилось выбивать из каждого дома. Но они были зажаты в тиски. По фронту их атаковали два батальона полка Довнара, а с фланга действовал прорвавшийся в село третий батальон.
Ночью Новая Русса была взята. И тут же, продолжая продвигаться на север, полк Довнара атаковал деревни Старое Гучево и Новое Гучево. Быстрота и решительность наступления, фланговый охват и тут принесли успех.
В этом бою на рассвете двадцать третьего февраля, поднимая бойцов в атаку, погиб комиссар Петрухин...
А днем в освобожденной Новой Руссе на летучем партийном собрании принимали кандидатами в члены партии троих бойцов. Среди них был Леня.
«Надо же – в такой день! – радостно думал он. – День Красной Армии, день первых побед... Это и как награда, и как доверие. Вот ребята позавидуют! Ничего... У них тоже впереди такие собрания. В новые бои коммунистами вместе пойдем».
К его большой радости примешалось и огорчение: парторг сказал, что рекомендация отца, которую он вез из Москвы и очень берег, не потребуется – по новым правилам родственники не могли их давать. «Все равно надо будет ее «хранить», – решил Леня.
Ему вдруг припомнилась последняя рыбалка с отцом, неожиданная удача, откровенная отцовская зависть... (Эх, если бы знал он, что отцу никогда больше не ловить рыбу, что в сорок третьем отца уже не будет в живых, разве настоял бы на своей очереди? Сколько раз потом мысленно возвращался Леня к этой рыбалке!)
Вечером его вызвали в штаб батальона.
– Потеряна связь с соседом слева – полком майора Пшеничного. Собран разведотряд. Ты пойдешь политруком. Выяснить, что и как у Пшеничного – одна задача. Вторая – непременно выйти на особый лыжный батальон. Он действует севернее, в немецких тылах... Лыжники нам и сообщили основные данные по Молвотицам, по Новой Руссе. Но, когда наступление наше началось, с ними связь пропала. Вот и все. Маршрут и детали лейтенант, командир отряда, тебе объяснит по ходу дела...
– Понятно.
– Получи лыжи, автомат. Возьми побольше дисков. Письма, фотографии, документы сдай.
Но это распоряжение Леня выполнил не полностью. В левом нагрудном кармане гимнастерки осталось письмо друга-летчика, и вложенная в него фотография Наташи-школьницы: лицо еще по-детски круглое, волосы перехвачены ленточкой, глаза смотрят куда-то вверх, словно ищут в небе след желанного самолета...
Вышли в четыре утра. После короткого разговора лейтенант направился в голову отряда, а Леня двинулся замыкающим.
Ветер упирался в грудь, сек лицо. Можно было, очевидно, идти лесом – там не так дуло. Но на полпути их застал бы рассвет. Вот почему они гнали и гнали вдоль проселочной дороги, отфыркиваясь от снега и ветра. Так параллельно лесу отряд продвигался на Старое Гучево…
В сумерках почти натолкнулись на избы какого-то хуторка. Остановились.
– Два человека – разведать, кто там, – распорядился лейтенант.
– Давай я, – предложил Леня. – На лыжах хожу прилично, да и помоложе других.
– Не спеши, политрук! – охладил его командир. – И до тебя очередь дойдет...
Хутор оказался ничейным, и отряд рванул дальше. Прошли Старое Гучево, Новое Гучево, видели следы недавнего боя. Там, на поле, лежали друзья... Именно там погиб комиссар Петрухин... А теперь было тихо. Только ветер, по-волчьи завывая, мел и мел поземку...
– Впереди – Дягилево. Там фашистский укрепленный пункт, – предупредил лейтенант. – Надо обходить. Рассредоточиться! И ходу, пока сумерки густые...
Снова неслись, задыхаясь, захлебываясь ветром. И снова неожиданно из тьмы вынырнули очертания села.
– Что за черт? Неужели все-таки выскочили на Дягилево? Пятеро – разведать! – приказал лейтенант. – Только разведать! Никакого шума, ясно? Даже если впятером напоретесь на одного фрица. Иначе сорвете операцию. Короче, пронюхать – и назад. – Он чуть подумал и добавил: – Только осторожненько: может, там засада... – И, повернувшись к Лене: – Веди ты, политрук. С умом действуй.
Отряд рассыпался в цепь, изготовился прикрыть отход разведчиков и отступить в лес. А пятеро – один за другим – скользнули в темноту. Последним – Леня.
Утренние сумерки начали светлеть, словно на смену густому темному дыму, затянувшему все вокруг, ветер пригнал молочно-серый пар.
Разведчики зашли в деревню со стороны леса, продвинулись немного вперед, разглядели крыши окраинных домов, но своих не обнаружили. Прислушались, и ветер донес до них обрывки приглушенных фраз. Русских фраз!
«Не станут же немцы – пусть это даже ловушка – изъясняться между собой по-русски!» – решил Леня и послал одного из лыжников к крайнему дому.
Тот нырнул в туман и тут же гаркнул во всю мочь:
– Ребята! Наши!
Командир передового охранения, молоденький сержант, объяснил Лене, что с этой стороны они ждали только немцев, но никак не своих, что это и есть особый лыжный батальон.