Беседа на дворе Моторного дома продолжалась. Но когда Ванюшка возвратился домой, его, как и предвещал Левка, у подъезда встретила Фроська. Глаза у нее были злые. Губы крепко сжаты.
— Ты что, — спросила она, — к чужакам переметнулся?
— Никуда я не переметнулся, — ответил он, повертываясь к Фроське спиной.
И Ванюшка, не взглянув на Фроську, ушел бы, если бы Фроська не догнала и не стала перед ним лицом к лицу, как стена перед стеной. Рассерженные глаза у Фроськи сверкали, пухлые губы вздрагивали.
Ванюшка вдруг совершенно успокоился и уже смело взглянул Фроське в глаза.
— Ты меня не позорь, — предупредил он. — Я тебе не Царь и не брат. Дружить ты со мной не дружишь, а только... — ресницы у Ванюшки дрогнули, — а только мытаришь.
— Как же это я не дружу? — растерялась Фроська.
— С Царем ты дружишь! — Ванюшка с отчаянной храбростью сразу выложил ей в глаза все свои обиды. Тот разговор, к которому он так стремился, наконец состоялся.
Высказав все, Ванюшка сунул руки в карманы, опустил голову и ушел. Фроська молча проводила его долгим, пристальным взглядом. Она чуточку побледнела. Было ей так, немножко, жалко своего друга...
У ворот Ванюшка встретил Серегу Копейку, который вывел на двор своего заболевшего отца подышать воздухом. Отец Сереги работал на ситценабивной фабрике «Лютча и Чешера» в красильном отделении и теперь угасал. По словам Сереги, краска у отца съела легкие. Он то и дело кашлял с кровью. Возле него толпились малыши — сестренки и братишки Сереги. Ванюшка только вздохнул, понимая, как тяжело теперь Сереге живется, и свои горести разом померкли.
Серега Копейка имел прочный и постоянный заработок, торгуя газетами. В воскресное утро, выскочив из своего подъезда на мокрый от ночного дождя двор Скобского дворца, он по привычке поершил бронзовые курчавые волосы, громко шмыгнул носом и помчался на свой промысел.
— С хорошим солнышком, Сережа! — приветствовала его Дунечка Пузина и хотела остановить, но не смогла.
Серега что-то буркнул в ответ, не задерживаясь ни на секунду.
Заклеенные лозунгами, воззваниями, призывами улицы Петрограда кишели народом. На перекрестках, несмотря на ранний час, уже митинговали. Публика то разражалась бурными аплодисментами, то вскипала негодующими криками. В другое время Серега непременно присоединился бы к толпе и если не полным голосом, то свистом дал бы знать, что он тоже стоит за рабочий класс, но Серега спешил. Быстро добрался до Малого проспекта, где между 13-й и 15-й линиями находился раздаточный пункт для газетчиков. В полутемном закоулке, у ворот серого четырехэтажного дома, дежурила крикливая орава таких же, как и Копейка, босоногих подростков. Ждали они, когда откроются двери, чтобы скорее получить газеты и вернуться на шумные, людные улицы.
— Привет Копейке! — дружески шлепнул Серегу по спине соратник по торговым делам Степка Комар с Наличной улицы.
— Здорово, Комар! — приветствовал его Серега.
— Туго нам приходится. Бьют гимназисты наших! — пожаловался черноглазый Комар, так же как и Серега имевший дело с большевистскими газетами. — Ты того... подальше от них. Вчерась я еле от них удрал.
— Что, уже поджилки затряслись? — поддел его Копейка. — На нас не нападут. Мы — скобари...
Но тут все загалдели и ринулись в узкий проход. Началась раздача газет.
— Мне... Мне... — слышались голоса. Крепко работали локти у самых проворных. Наиболее ловкие выходили победителями.
Оказавшись впереди, Серега в полную меру нагрузился пачками газет. Недоверчиво, с пристрастием взглянув на летнее солнышко, вокруг которого, словно тоже на митинг, собирались многочисленные тучки, и решив, что дождя все же не будет, Серега бодрой рысцой направился в свой район. По неписаному соглашению его не мог обслуживать никакой другой газетчик. А район был людный, прибыльный. Завоевал его Серега не сразу. И тут Серега Копейка совершил непоправимую ошибку, выпустив из головы дружеское предостережение Степки Комара.
С места раздачи, не добравшись еще до своих законных границ. Серега. Размахивая газетами, завопил во все горло:
— «Правда-а»! Долой министров-капиталистов! Война — дворцам! Мир — хижинам!
Хлесткие лозунги Копейка молниеносно извлекал из своей памяти, не удосуживаясь за недостатком времени заглянуть в свежий номер газеты. Торговля шла бойко. Пока Копейка добежал до Большого проспекта, он уже значительно облегчил свою ношу. Осталась одна только пачка газет. Впопыхах, с разбегу налетел он на большую группу гимназистов, продолжая вопить во все горло:
— «Правда-а»! Заговор капиталистов! Смерть буржуям!
Сообразив, Копейка прикусил язык, надеясь боком проскользнуть мимо, но запоздал.
— Бей его! — завопили гимназисты. — Держи! Это большевик!