Ребята Скобского дворца (Военная проза)

Немного погодя, когда мимо провели и Ванюшку, не выдержали и Цветок с Копейкой. Вооружившись на всякий случай палками, они тоже появились на дворе.

Попав в сумрачное помещение дворницкой, перепуганный Ванюшка совсем пал духом. За широким, непокрытым столом сидели и выжидающе грозно глядели на него сутулый, с закрученными усами-стрелками жандармский офицер, околоточный Грязнов, двое в штатском. Позади у двери стояли городовые. Приведенные раньше в дворницкую скобари толпились в углу, одни испуганно, другие озлобленно взирали на полицейских.

— Подойди поближе, — приказал Ванюшке жандармский офицер.

— Кто тебе дал эти листки? — четко выговаривая каждое слово, спросил Ванюшку околоточный Грязнов, перебирая на столе пачку измятых листовок.

Сжавшись, Ванюшка молчал.

— Вот такие листки были у тебя? — Жандармский офицер показал Ванюшке несколько листовок.

— Нет. — Ванюшка отрицательно покачал головой, помня строжайший приказ Царя.

— Не хочешь говорить? — рассердился жандармский офицер. Он вылез из-за стола, подошел к Ванюшке, двумя пальцами приподнял его голову за подбородок. — Смотри мне в глаза. Она давала тебе листовки? — Он показал на Фроську.

— Нет, — прошептал Ванюшка, поняв, что полицейские еще ничего не знают.

— А ты ей давал?

Ванюшка снова замолчал, теперь уже соображая, что полицейские о чем-то дознались.

Околоточный, поклонившись, что-то тихо сказал офицеру, указывая глазами на Ванюшку.

— Из порядочной семьи, — только и уловил Ванюшка.

— Давал он тебе листовки? — спросил жандармский офицер у Фроськи, которую услужливо вытолкнул вперед городовой.

— Чего толкаешься?! — гневно вскинулась на него Фроська, сверкнув глазами.

— Ну, ну, потише, — предупредил ее жандармский офицер и снова переспросил: — Давал он тебе листовки?

Фроська неопределенно пожала плечами, усмехнулась. Выдавать Ванюшку и тем более Царя она не собиралась. Жандармский офицер еще более нахмурился: ему явно не нравилась вызывающая поза босоногой дерзкой девчонки.

— Ну-у, красавица, отвечай! — набросился на нее околоточный Грязнов.

Фроська стояла спокойно, опустив плечи и искоса следя за Ванюшкой. Больше всего она беспокоилась не за себя, а за Типку. У него и раньше были стычки с дворниками и городовыми. Если бы теперь Ванюшка струсил, проговорился, она первая возненавидела бы его на всю жизнь. Фроська молчала.

Жандармский офицер подошел ближе к скобарям.

— Тебе кто давал листовки? — внезапно спросил офицер у Левки Купчика, который своей одеждой резко выделялся среди рваных скобарей.

Вытащенный на середину комнаты Купчик, который больше по своей любознательности, чем по усердию, попал на этот раз в ряды скобарей, заморгал глазами.

— Ну-у?! — закричал жандармский офицер, не давая опомниться Левке.

— Царь, — несмело признался Купчик, продолжая моргать глазами.

— Что-о?.. — заревел жандармский офицер, вытаращив глаза и натопорщив усы. — Как ты смеешь!

Околоточный, наклонившись, прошептал ему что-то на ухо, и у жандармского офицера разом обмякли усы.

— Хм-м... безобразие! И вы допускаете? — внезапно набросился он на околоточного.

— А вам тоже... хм-м... этот, с позволения сказать... субъект дал? — снова закричал жандармский офицер на Фроську и на Ванюшку сразу.

Неизвестно, надолго ли хватило бы мужества у Фроськи и Ванюшки во всем запираться, но тут со скрипом распахнулась дверь, и темноусый косоглазый городовой втолкнул в дворницкую изрядно помятого Царя.

— Главный закопер на дворе, ваше благородие! — сообщил городовой, отдавая честь. — Не хотел мирно идти, силой приволок. — Городовой, сняв фуражку с белым околышем, вытер вспотевший лоб.

Увидав своего вожака, ребята воспрянули духом, а Царь еще более насупился, держа смятый картуз в руках. Без слов ему было понятно, что происходит в дворницкой. Допрос продолжался.

— Будешь говорить, байстрючка? — вдруг зашипел околоточный, почему-то невзлюбивший Фроську с первого взгляда. Сердито надувая красные щеки и топорща коротко подстриженные усы, он рванул Фроську за плечо.

— Не тронь! — закричал Царь, выскочив вперед и отталкивая околоточного. Высвободив Фроську, он решительно надел на голову свой картуз и громогласно заявил: — Я разбросал листовки. А ее не замай, слышишь? — Голос Царя звучал явно угрозой.

— Ого! Похвально! Сам признался! — в один голос заговорили полицейские за столом.

Дверь снова открылась, и в дворницкую городовой втащил Серегу Копейку и Петьку Цветка, вооруженных палками. Но на них, кроме скобарей, никто не обратил внимания.

Все взоры были обращены к Царю. Он стоял посредине дворницкой, сунув руки в карманы штанов, босой, в растерзанной тельняшке. В эти решающие минуты, когда на него глядели не только враги, но и его друзья — скобари, он никого и ничего не боялся.

Поскрипывая ярко начищенными лакированными сапогами, к Типке подошел, отстраняя околоточного, жандармский офицер.

— Ребятам ты давал листовки?

— К-кому давал, а кому и нет, — сказал Царь, с вызовом глядя на полицейских.

— А ему... ей... ему... тоже давал? — Офицер показал рукой на Ванюшку, Фроську, Купчика.