Мне становится не по себе. Потому что действуют ребята весьма агрессивно. Боюсь быть задета «шальной пулей». А мне беречь себя надо.
Пячусь в дальний угол кабинета и импульсивно прикрываю руками живот. Паника накатывает волнами, не позволяя сделать вдох. Слишком много чужих опасных мужчин во внезапно сжавшемся в объеме помещении.
Задерживаю дыхание до тех пор, пока в кабинете не появляется Марк. Окидывает толпу беспокойным взглядом, находит меня и стремительно приближается.
— Доминика, вы в норме? — берет меня под локоть и ведет к креслу. — Присаживайтесь. Вы побледнели.
— Испугалась, — выпаливаю честно. Исподлобья на оперативников поглядываю.
— Что вы? Все под контролем, — успокаивает меня. — Я ведь обещал. И перед Адамом головой за вас отвечаю. Останьтесь пока здесь. Дальше мы сами.
Устало опускаюсь в кресло Яна, легким кивком головы соглашаюсь и откидываюсь на спинку. С удовлетворением наблюдаю, как Александра Левицкого уводят прочь. Ловлю на себе его ненавидящий взгляд, а в ответ подмигиваю.
Желая скоротать время, рассматриваю взломанные ящики Яна, среди блокнотов и бумаг различаю небольшие рамки. Беру их в руки, провожу пальцами по верхней. Улыбаюсь тепло, потому что под стеклом фотография Даниэля. Бережно убираю ее вниз.
И застываю, глядя на вторую рамку. Растерянно взмахиваю ресницами, не веря своим глазам…
Там… я. И где только Ян мою фотографию взял! Еще дурацкую такую…
Уголки моих губ ползут вверх. Предательски выдают истинные чувства.
— Левицкая где? — грохочет из приемной так грозно, что я выпускаю рамки из рук.
Та, что с моей фотографией, соскальзывает на пол. Стекло разбивается — и густая паутина перекрывает изображение.
Отталкиваюсь от стола и подрываюсь с места.
Переключаю внимание на дверь, в которую влетает безумный вихрь, готовый уничтожить все на своем пути.
Тормозит на пороге, исподлобья глядя на меня, отчего я замерзаю изнутри.
Ян в ярости.
Челюсти стиснуты, желваки играют на скулах, руки сжаты в кулаки. Ноздри раздуваются, как у быка на арене при виде красной тряпки.
Нападет. Разорвет. Уничтожит.
И слова сказать не даст…
— Ян, послушай, — сипло произношу я, но он совсем не реагирует, ослепленный своим бешенством.
Вспоминаю тот день, когда Левицкий ворвался в мою комнату и обвинил в отравлении Адама. И вот все повторяется.
Только страшнее. Опаснее. Неуравновешеннее.
Вскрикиваю, когда Ян мчится ко мне. Отбегаю назад, впечатываюсь спиной в стену. Отступать некуда. Я как загнанная охотником зверушка.
На всякий случай накрываю живот ладонями, защищая самое ценное, и зажмуриваюсь.
В голове идет обратный отсчет. Панически боюсь открыть глаза, встретиться взглядом с Яном и погрузиться в кипящую платину.
Он ведь не обидит меня? Хотя плевать на себя — и не через такое проходила. Но за ребенка страшно. Только бы малышу не навредил. Клянусь, больше никогда никому лгать не буду…
Задерживаю дыхание и широко распахиваю глаза, когда обжигающе-горячие мужские губы накрывают мои. Завоевывают страстно, обреченно, с каким-то непонятным мне надрывом.
— М-м-м, — то ли мычу, то ли постанываю, пребывая в полнейшем недоумении.
Ян прибил меня — и я попала в рай? Другого объяснения тому, что происходит, я найти не могу. Ведь мне сейчас так тепло и уютно…
Особенно, когда теплые ладони бережно обхватывают мои щеки. Судорожное дыхание ласкает губы.
Ян прерывает поцелуй, прижимается своим лбом к моему.
— Я свихнусь с тобой, — рычит с надрывом.
— Ян, я… — сипло выдыхаю, но слова застревают в горле.
Вместо того, чтобы рассказать ему обо всем, я лишь часто хлопаю ресницами, когда он отстраняется и ловит мой взгляд. Изучает, гипнотизирует. Всматривается в мое лицо обеспокоенно и хмурится.
— Цела? Не обидели тебя? — спрашивает вдруг, заставляя меня растеряться. — Устроили тут «маски-шоу», — рявкает внезапно. — Если тронул кто, порву!
Вздрагиваю нервно, потому что все еще не отошла от столь «пламенной» встречи. Почувствовав мое напряжение, Ян перекладывает руки мне на плечи, ведет ладонями вниз. А потом резко притягивает меня к себе. Обнимает, пока я импульсивно впиваюсь пальчиками в ткань его рубашки, сминаю, а сама утыкаюсь лицом в лихорадочно вздымающуюся грудь. Подчиняюсь напору непредсказуемого мужчины.
Пусть лучше обнимает, чем нападает и орет. Для нас с малышом это безопаснее.
— Ян? Ты не злишься на меня? — бубню приглушенно, пока он поглаживает меня по затылку. В макушку целует.
— Злюсь! Еще как злюсь, — выпаливает недовольно, а я сжимаюсь вся. — Глупый ёжик, не можешь без приключений. Мне как теперь тебя от органов отмазывать?
— З-зачем? — заикаюсь, совершенно потеряв логическую нить.
— Так, слушай меня внимательно, — отстранившись, строго чеканит Ян. — Адвокату я по пути позвонил. Лучшему. Ты никаких показаний еще не давала? Допроса не было?
Задрав голову, на всякий случай отрицательно качаю ею, хотя все еще ничего не понимаю.