Ребёнок от босса. Научи меня любить

Кладу свою ладонь сверху на его руку. Мои пальцы дрожат. Ноги подкашиваются.

Видимо, Глеб чувствует моё состояние, поэтому в следующее мгновение меня отрывают от пола и прижимают к груди. Стены квартиры вокруг рассыпаются как песок. Остаются только тёмные глаза напротив и горячее дыхание, проникающее в меня сквозь поры.

Я всё ещё не уверена в том, кто я для него. И спросить у меня не хватает смелости. Стоять перед ним голой и назвать по имени-отчеству – предел моего безрассудства.

– Инна, ты понимаешь, что это навсегда?

Я сглатываю.

– Потому что... дети?

Глеб качает головой. Взгляд серьёзный, пристальный. И сейчас вблизи мне видно, как в черноте светящимися полосами появляются трещины на его самоконтроле. Будто ему с трудом удаётся сдерживаться, но он делает это ради... меня?

– Потому что ты, – выдыхает мужчина, после чего накрывает мой рот своими губами.

Я принимаю его поцелуй, ощущая как тело начинает колотить от движений влажного языка. Рецепторы улавливают вкус алкоголя и вбирают его в себя.

Глеб целует так, будто я его голод. Его жажда. Будто этого он хотел все эти дни. Меня одну и никого больше.

А я поражаюсь тому, насколько я хотела. Мне даже представить раньше было сложно, что я умею так хотеть, так чувствовать.

Лёгкое покачивание указывает на то, что меня куда-то несут. Пульс зашкаливает, а жар приливает к щекам, потому что ладонь Глеба находится прямо под моими обнажёнными бёдрами и почти касается... Боже...

Мне становится страшно. Я никогда не занималась любовью по желанию. И вообще то, что было у меня раньше, трудно назвать любовью или сексом. Я не знаю, как это бывает... по-настоящему. Каково это, когда тело вот так вот ноет, когда жаждет, чтобы к нему прикоснулись...

Голова касается мягкой подушки, а спина опускается на прохладную простыню. Запах Глеба усиливается – это его постель, его комната.

И мне здесь комфортно. Это будто бы моё место и всегда им было.

Хватаю мужчину за плечи, когда его губы оставляют мои и спускаются ниже, сначала к подбородку, затем к шее.

– Глеб, – хриплю еле слышно. – Я... Если ты со мной, то не можешь быть ни с кем больше... Я против...

Он замирает.

Чувствую, как возле моей головы прогибается матрас. С другой стороны тоже. Босс грозно нависает надо мной, заворачивая в кокон из своей силы и мужской энергетики.

– Если ты со мной, Инна, то не можешь быть ни с кем больше. Я тоже против.

– Я... никогда... И ничего не... – начинаю по привычке блеять и оправдываться, но замолкаю, когда вижу подрагивание уголков губ Воронцова.

– И я тоже никогда, ничего и ни с кем. Всё то время, что я с тобой, я только с тобой. И хочу я только тебя.

От этих слов по венам растекается густая патока удовольствия, а к глазам подступают слёзы. Вряд ли стоит сейчас плакать, но меня накрывает таким облегчение от того, что у Глеба никого не было. И что он хочет меня. Я нравлюсь ему как женщина. Дело не просто в том, что во мне его дети.

– Ты настоящая истеричка, Александрова, – босс поднимает руку и большим пальцем стирает слезу с моей щеки, затем ведёт влажным пальцем по губам и проталкивает его в рот.

Я чувствую соль.

– И ещё дурочка...

Его рот вновь набрасывается на мой. Щетина царапает губы, а соски болезненно ноют и трутся о его одежду.

В браке с Ренатом моя роль в постели заключалась в полном подчинении. Он отдавал приказы – я выполняла. Мне нужно было сделать всё, чтобы ему было хорошо.

Глеб ведёт себя совсем иначе. Любое его действие доставляет удовольствие мне. Сам он ничего не просит. И до последнего остаётся в одежде.

Его язык мягко скользит по моей груди. Я вздрагиваю и машинально выгибаюсь дугой, когда сосок погружается в горячий влажный рот. Затем инстинктивно свожу бёдра, потому что ладонь Глеб вдруг ложится между ног и, я уверена, тут же становится мокрой от моего возбуждения.

Он не разводит настойчиво бёдра снова, а поглаживает их, успокаивая и уговаривая меня сдаться. Глеб будто что-то знает или подозревает о моём прошлом, поэтому не делает ничего, что может оттолкнуть или напугать.

А я, сходя с ума от движений его пальцев, вдавливая пятки в матрас от напряжения внутри, в который раз теряюсь в мыслях и ощущениях, и снова спрашиваю себя – как я могла сравнивать его с Ренатом?

– Хочу тебя попробовать, – тихо говорит, но я плохо соображаю и не сразу понимаю, что он имеет в виду.

Осознание приходит тогда, когда вместо руки между моих ног оказывается его голова.

– Глеб... Глеб Викторович...

– Не заводи, Инна, я и так на грани, – хрипло смеётся, обдав горячим дыханием внутреннюю часть моего бедра.

А затем кожи тут же касается язык, и я улетаю.

Мне даже представить было сложно, что удовольствие может быть настолько острым.

– Мамочки... – простанываю что-то невнятное.

Особенно мучительно становится, когда к языку присоединяются его пальцы и погружаются в моё тело.

– Бог ты мой...

Меня колотит в конвульсиях какого-то невероятного взрыва. Конечно, я понимаю, что это такое, но никогда подобного не ощущала.