Ребёнок от босса. Научи меня любить

Воронцов подозрительно сощуривает взгляд и тяжело вздыхает.

— Значит так, завтра идёшь в больницу и проходишь все необходимые обследования. О результатах говоришь мне.

Да я и сама хотела к врачу. Меня действительно беспокоит сильный токсикоз. Сегодня животу было больно, когда тошнило. Это уже странно и не есть хорошо. Так что я даже рада, что босс шлёт меня в больницу. Только рассказывать ему о результатах обследования я не собираюсь.

— Не думаю, что это этично...

— К чёрту этику, Инна! — рыкает мужчина, затем хватает меня за руку и тянет к автомату с напитками, быстро наливает чай и практически суёт его мне. — Пей.

Я благодарно киваю и отпиваю сладкий напиток. Надо же, как он догадался, что именно чай мне поможет...

— Мне работник нужен, который в состоянии выполнять свои обязанности, а ты то в обмороки падаешь, то тебя тошнит. Меня это не устраивает. Если с твоим здоровьем что-то серьёзно не так, я хочу знать, что именно. Если ты просто не тянешь нагрузку, то значит надо вернуть тебя на прежнее место. Сроки тендера сместились, и сейчас не время разбираться с вечно зеленеющей и бледнеющей помощницей.

— Глеб Викторович... Я же сказала, что отрави...

— Это я сказал, Инна. Я всё сказал. И не хочу слушать никаких оправданий и пререканий. Если больше не тошнит — в кабинет. Живо. Остальное обсудим там.

Воронцов резко разворачивается и направляется в сторону кабинета. Опустив голову и сильнее сжав стаканчик чая пальцами, я плетусь за ним. Мы оба останавливаемся, когда за поворотом раздаются громкие голоса Алексея Игоревича и Снежаны.

— Когда ты собиралась сказать мне о ребёнке?

— Это моя дочь, Борцов!

— Значит, не собиралась. Думала, я не узнаю?! Какая же ты наивная, Снежан.

Снова зажимаю рот рукой, только теперь не из-за тошноты, а от шока.

Боже мой, получается, Ася — дочка Борцова?! Так вот, почему её лицо показалось мне знакомым. Сейчас я понимаю, что она на него похожа. На своего папу. Видимо, поэтому Снежана так нервничала с утра. Она скрывала от Борцова дочь.

Между мной и ней, оказывается, гораздо больше общего...

— Нам ничего от тебя не нужно. Не смей лезть в нашу жизнь!

— А вот это уже не тебе решать, Снежинка... Значит, слушай сюда...

Раздаётся резкий грохот, будто что-то сильно ударилось о стену. Я вздрагиваю и машинально хватаюсь рукой за плечо Воронцова. Взгляд мужчины мигом ложится на меня своей чернильной чернотой.

"Алексей Игоревич слишком с ней суров" — сначала кажется, что я лишь думаю об этом, но оказывается, я произнесла мысли вслух, потому что Воронцов отвечает, прожигая меня тёмными глазами.

— А я его прекрасно понимаю. Если бы какая-то женщина скрывала от меня моего ребёнка, то я бы ещё не так реагировал. Всё было бы гораздо хуже.

Глава 24

Глава 24

Воронцов

— У тебя вискарь остался?! — Борцов залетает ко мне в кабинет без стука и бешеным взглядом шарит по помещению.

Без слов отодвигаюсь от рабочего стола и достаю из ящика початую бутылку и два стакана.

— Садись, — киваю на свободный стул напротив. — Только лимона нет, так что закусывать будет нечем.

— Сойдёт.

Плескаю две щедрые порции и протягиваю один стакан другу.

— За что пить будем?

Вместо ответа Борцов опрокидывает виски в себя и проглатывает его залпом.

— Даже так? — выгибаю бровь. — А я думал мы как нормальные люди обмоем твоё отцовство.

— Ты уже слышал?

— Ваш разговор с Морозовой не слышал разве что глухой, — хмыкаю в стакан и делаю глоток. — Так, значит, ребёнок всё же твой... И что думаешь делать?

— В смысле? — тут же вскидывается. — А что, по-твоему, есть варианты?!

Молча пожимаю плечами, со вторым глотком осушая стакан. Тянусь к бутылке и обновляю себе и Борцову.

Лично для меня вариантов бы не было. Мой ребёнок должен быть со мной. Я бы ещё на месте Борцова разнёс эту стерву в пух и прах за то, что она столько лет от меня дочь скрывала. Но, навряд ли он станет действовать так жёстко. Всё же в этом вопросе мы с ним разные...

— Естественно, я собираюсь участвовать в жизни своей дочери, — устало потерев виски, Борцов упирается локтями в колени и роняет на ладони лицо. — Млять, она меня сегодня “дядей” назвала! Ты представляешь, Глеб! Дядя, мать твою!

На последних словах Борцов подхватывает стакан и с силой ударяет им по столу, от чего часть виски расплёскивается по лакированному красному дереву.

Смотрю на него. На то, как его колбасит. И, чёрт возьми, вижу сейчас в нём своё собственное будущее.

Если в ближайшие семь-восемь месяцев я не отыщу женщину, которая носит моего ребёнка, то он родится без меня. Будет расти без меня. Его будет воспитывать кто-то другой.

Чёрт!

Как вообще можно не отыскать человека, живущего со мной в одном, мать твою, городе?! Питер ведь не такой большой, как кажется. Тут через одного каждая собака друг друга знает! Тогда какого чёрта я, даже имея здесь не малое влияние, не могу отыскать одну единственную женщину, скрывающую в своём животе МОЕГО ребёнка?!

Встав из-за стола, подхожу к окну. Упираюсь ладонями в подоконник, а лбом в холодное стекло.

Какого лешего она молчит?! Мать эта. Наверняка из-за мужика своего!