Ребро беса

– Они же ко мне в обед приперлись. Я как раз сидел за столом, вот за этим самым столом, – он хлопнул ладонями по столешнице, – и допивал свой чай с конфетами. Знаете, я сладкий пьяница. Другие спускают деньги на водку, а я водку терпеть не могу, зато конфеты у меня не выводятся. Я их сметаю по килограмму за один присест. Ну люблю, что поделаешь с этим. Без конфет не могу. Без конфет – жизнь не в радость. Я вас обязательно угощу. У меня много всяких разных, на любой вкус. Так вот, сижу, пью чай. И тут звонок в дверь. Не вовремя, знаете ли. Но что делать? Поднялся, иду к двери. Открываю, говорят – полиция и корочками в нос тычут. Знаете, я человек законопослушный, впустил, как полагается. Полицию нашу я уважаю. Знаете, я не из тех, кто на каждом углу поносит ментов. Я всегда говорю так: прежде чем кого-то хаять – посмотри в зеркало и вытащи бревно из собственного глаза. Оплевывать легко, а пойди-ка сам полови бандюков. Которые ко мне завалились – это же отъявленные беспредельщики. И сколько таких стали рядиться в ментов, развелось хоть пруд пруди. Но не хочу наговаривать. Зашли они в квартиру ко мне вежливо, культурно, корочки настоящие, с печатями. Я хоть и не знаю, какие там должны печати стоять, но вижу – документ, как положено, я и пустил. Я всегда так понимаю: если на бумаге есть печать, значит, эта бумага настоящая! А у них удостоверения с печатями, как положено, имя, фамилия, отчество. И фото настоящие. Я даже фамилии запомнил. Один – Гусев, другой – Бородавкин. Я бы, может, не запомнил, у меня на имена память плохая, но я, когда прочитал фамилии в удостоверениях, вспомнил сразу, как в детстве, в деревне, меня гусыня больно ущипнула. Вы знаете, как гуси больно щиплют? Я после этого за километр обходил их. А бородавки – это такая зараза. Вот так и запомнил.

Акламин, чтобы прервать поток малозначащих слов Голошина, опять задал наводящий вопрос:

– Значит, их было двое? И как они выглядели?

– Выглядели как настоящие менты, – хозяин квартиры нервно подпрыгнул на месте, – сказали, убийство, мол, произошло ночью, им надо посмотреть, с какого балкона стреляли. Не с вашего ли? И пошли на балкон. Я им говорю, вы что, товарищи полицейские, я спал убитым сном, знать ничего не знаю. А сам думаю, пусть проверят, раз не доверяют. Мне что, трудно показать?

Аристарх, видя, что опять может разразиться поток ненужных слов и, чтобы заранее предупредить его, опередил вопросом:

– Что они было потом?

Голошин суетливо задвигался:

– Один из них, который Гусев, на балконе сказал другому, Бородавкину то есть, – да, это то, что надо. Я еще подумал тогда, что значит «то, что надо»? Уж не хочет ли он сказать, что с моего балкона стреляли? Но спросить ничего не успел. Гусев повернулся ко мне и говорит, вот и попал ты, дядя! И как врежет мне в зубы. У меня чуть голова не оторвалась от туловища. Я им говорю, вы что, товарищи менты, я ни сном ни духом. А они мне в лоб наставили свой поганый пистоль и таким матом обложили, что у меня уши завяли. Я за всю мою жизнь не слыхивал такого. И тут я сразу сообразил, что никакие они не менты. Но было поздно. Меня заклеили скотчем и под кровать запихнули. Потом долго тут сидели, разговаривали мало и совсем не по-ментовски. Говорили, уборочку сделать надо, зачистку провести, кого-то лишить голоса. А в конце Гусев сказал Бородавкину, чтобы тот топал вниз, заводил машину и был наготове. А сам ушел на балкон. Я выждал время и стал развязываться. При них боялся пошевелиться, пристрелить могли запросто.

– Но и почему же они вас не убили? – опять прервал монолог Голошина Акламин.

Хозяин квартиры вздрогнул от этого вопроса и несколько замешкался, завозился на стуле, прежде чем сказать:

– У них надо спросить. Я, пока лежал под кроватью, в любую минуту ждал, что вот-вот шмальнут в меня.

Аристарх посмотрел на лист бумаги с его объяснением и, видимо, не удовлетворившись чем-то, попросил:

– Подумайте еще, какие приметы особенно запомнились?

– Да какие приметы, – Голошин нервозно задергался, ерзая по стулу задом. – Оба в париках были. Точно говорю, в париках. Уж парик от настоящих волос я всегда отличить смогу. Будьте уверены. И усы наклеенные. Только я потом сообразил, что все это ненастоящее, а поначалу-то со страху даже не обратил внимания. В такие моменты совсем не об этом думаешь. Знаете, может, они потому и оставили меня в живых, что были в париках, усах и, возможно, в гриме. А почему нет? Поди узнай их, когда все это сдерут с себя. Хотя один роста был небольшого, шея короткая, глаза навыкате. Это Гусев. А другой – повыше, с длинной шеей, глаза близко расположены один к другому. Это Бородавкин.

– А особых примет не заметили? – спросил Акламин. – Ну, например, родинка, бородавка, шрам. Или картавость, шепелявость, голос не совсем обычный.

– Я же вам говорю, рожи как рожи, – хозяин квартиры перевалился с одной ягодицы на другую, – и голоса как голоса.

И опять перевалился на ягодицах, намереваясь пуститься в пространные объяснения.