Ребусы жизни, или Шарада для любимого (СИ)

Искусство — это красота, и оно должно нести только положительные волны: чувство эстетического удовольствия, радости, любви, какого-то взрыва новых эмоций. Но в то же время каждый художник имеет право на индивидуальность, и изображает окружающий мир так, как он его видит, являясь как бы соединяющим мостом между настоящим и его ощущением.

Эта выставка не только несла в себе положительный заряд, она еще и удивляла в хорошем понимании этого слова. Нельзя было не улыбнуться, глядя на эти женские фигурки в немыслимых позах. Широкие бедра, узкая талия, квадратные плечи. Вместо головы овал неправильной формы, высокий лоб и маленький подбородок, большие глаза с редкими длинными ресницами, как у инопланетян, полные губы на пол лица и кругом треугольники: по два в области груди и по одному в низу живота. Какая-то дикая геометрия.

Где две, где три, а где и кучкой, эти рабыни любви извивались в таких позах, что не возможно было их повторить, не сломав себе шею, которую они выворачивали на сто восемьдесят градусов. Как сказала художественный критик, «Эра амазонии» наступает тогда, когда мужчины забывают о женщинах и их исторической миссии — рожать детей, и занимаются только войной и наживой.

— По-моему, это «Розовая эра», — смеясь, сказала Люся.

— В современном изображении, — поддакнул Костя.

— А насчет поз, надо попробовать, — пошутила я.

— Не получится, здесь не присутствует ни один мужчина, — вставила Дашка. Нас разобрал смех. Представляющие выставку художники посмотрели на нас с подозрением. Глядя на их серьезные лица, я предложила написать свою рецензию в книге отзывов.

Все с удовольствием согласились и мы подошли к столу, за которым сидела пожилая, но еще очень привлекательная дама в шикарном наряде с искусственной георгиной, приколотой на платье. Шею дамы скрывал легкий кокетливый шарфик. Она нам с радостью протянула книгу, наверное, мало кто пишет положительные отзывы о выставке. Написав обо всем, что нам понравилось и поставив свои автографы, мы вышли на улицу.

Свежий воздух подул нам в лица, и все вздохнули полной грудью. Появилось ощущение, что мы выполняли какую-то ответственную работу.

— Может, посидим в кафешке, — предложил Костя. Но Люся отказалась, сославшись на очередное свидание с Маратом, к которому ей надо приготовиться. У Дашки вообще настроения не было, и мы ее отправили домой, посадив в такси. Сами же потихоньку побрели к себе.

За всеми этими мероприятиями незаметно наступил вечер, и как это бывает, сразу притих и сам город. Тише стали звучать клаксоны автомобилей, не так громко кричали разгулявшиеся дети, притихли певчие птицы. Дома осветились разным светом и, сквозь открытые окна, было слышно, как люди мирно переговариваются у себя на кухне или в комнате, решая маленькие житейские вопросы.

Мы шли по улице, взявшись за руки. Букет роз завял, и я несла его как веник. Костя мне что-то рассказывал о своих братьях, но я его не слушала. Вечер на меня навевал поэтические чувства. Ветерок шелестел в листьях деревьев, луна подмигивала своим лукавым глазом, и у меня было такое лирическое настроение, что стихи просто рвались наружу, мне хотелось, что бы их слышал весь мир.

   — Что скажешь мне луна, какой такой любовью
   Я жизнь свою должна навек испепелить.
   И как обнять весь мир, и чашу ту наполнить,
   Которую до дна мне суждено испить.

Я прочитала эти стихи вполголоса, вокруг стояла тишина, и только ночная птичка свистнула что-то в ответ и упорхнула, как видение.

— Господи, Машка, когда ты так говоришь, я не понимаю, в каком мире нахожусь, здесь или на другой планете, — прошептал Костя, тихонечко прижимая меня к себе. Я уже говорила, что Костя невысокого роста, и когда он мне это говорил, его губы касались моих. От него вкусно пахло, а голос действовал на меня просто, как гипноз. Его теплые ладони коснулись моих, пальцы наши сплелись. Медленно Костя поднял мои руки и заложил их за голову, своими же прошелся вдоль моего тела, задержался на бедрах и слегка сжал их. Я почувствовала, как напряглись его мышцы, сердце же стучало так, что было видно, как оно бъется о грудную клетку. От этих рук, от этого запаха, а, особенно, голоса у меня закружилась голова, и мне уже казалось, что я не стою, а парю над землей.

— Давай быстренько пойдем домой. У меня такое в мыслях, что я хочу все это проделать с тобой, — тихо сказал Костя, касаясь маленькими поцелуями моих губ.