Я спрыгнула на ноги с мягким стуком. Офицер повернулся, когда Каллум приземлился рядом со мной. Мы побежали, но за нами следовала лишь тишина. Офицер был либо мятежником, либо не мог и пальцем пошевелить, чтобы позаботиться о паре чокнутых детей, пробравшихся в трущобы из рико.
Это казалось мне знакомым. Центр трущоб в отдалении, медицинский центр, маячащий справа от меня и ряды лачуг слева.
Это было похоже на запах смерти. Чистый воздух рико исчез, оставив в памяти лишь аромат цветов и травы.
Было в этом что-то домашнее. Мы были в худшем районе трущоб, в той части, в которой я когда-то жила, и я крепко зажмурилась, увидев большое здание, полное маленьких квартир.
«
Моя нога зацепилась за что-то, и мое лицо ударилось в грязь. Я ахнула, выбрасывая образы моих родителей из головы.
— Рэн, — сказал Каллум, опустившись на колени рядом со мной.
Мое дыхание вырывалось короткими вздохами, словно я была человеком. Я встала на колени и оперлась руками о бедра.
Почему я согласилась сюда прийти? Почему я сама сделала это?
Каллум поднял меня с земли и понес в своих руках. Я положила лицо ему на грудь и попыталась выровнять дыхание, но из моего рта все еще вырывались рваные вдохи, сотрясавшие мое тело.
Он нырнул за больницу и аккуратно посадил меня на землю. Я прижала свои ноги к груди, и он присел передо мной, проведя пальцами по моим волосам.
— Я не хочу быть здесь, — прошептала я, уткнувшись головой в колени от стыда.
— Я знаю.
Он продолжал гладить меня по волосам, и это успокоило меня, мое дыхание замедлилось, и тело перестало дрожать.
— Расскажи мне о хороших воспоминаниях, — сказал он.
— Таких нет.
— Должно быть, по крайней мере, хоть одно.
— Если оно и есть, то я его не помню, — сказала я.
— Подумай усерднее.
Это казалось бесполезным, но я закрыла глаза и все равно это сделала. Ничего не было, кроме криков и выстрелов.
— Моя мама сказала мне, что я выглядела как обезьянка, — сказала я, наконец.
Он посмотрел на меня в замешательстве.
— Извини?
— Она сказала, когда я упала, что я выглядела как обезьянка, у меня красивое лицо и что я не должна скрывать его.
— У тебя красивое лицо, — сказал он со слабой улыбкой.
— Ну, думаю, это что-то типа хорошего воспоминания. В любом случае, оно не заставляет меня чувствовать себя плохо.
— Какой она была? — спросил Каллум.
— Я не знаю. Я помню ее только кусочками.
— Сейчас больше? — догадался он.
— Да.
— Может быть, это означает, что ты скучаешь по ней.
— Может быть, это означает, что мое подсознание жалко.
Он засмеялся, наклоняясь вперед, чтобы нежно поцеловать меня в лоб.
— Ты скучаешь по своим родителям, — сказала я. Это был не вопрос.
— Да. — Он выглядел почти пристыженным.
— Тогда давай найдем их, — сказала я со вздохом, медленно поднимаясь на ноги. — Мне нужно добраться до Гуадалуп Стрит, чтобы понаблюдать за шаттлами в скором времени. Адина должна быть на задании сегодня вечером.
— С тобой все в порядке? Мы можем подольше отдохнуть, если хочешь.
— Мы отдыхали целый день.
— Ну, это был не совсем отдых, — сказал он с дразнящей улыбкой, заставляя меня покраснеть.
Он обхватил меня за талию и поцеловал. Мы действительно провели добрую часть дня целуясь, а не отдыхая.
— Спасибо, — сказал он, отпуская меня. — За то, что идешь со мной. За то, что не пытаешься прочистить мне мозги из-за встречи с родителями.
— Я совершенно определенно пыталась прочистить тебе мозги.
— Тогда спасибо за минимальную прочистку.
— Не за что.
— Туда? — спросил он, показывая рукой.
Я кивнула и переплела свои пальцы с его, когда мы двинулись вниз по дороге. Сегодня вечером здесь не было людей. Ни одного человека, что подтверждало то, что я хорошо помнила — в трущобах Остина был строгий комендантский час.
Я ударила ботинком по грязи, подул ветер и вернул мне ее на брюки. Прохладный ветерок пронзил меня, и я обвила руки вокруг моего живота и сморщила лицо.
Мои ноги волочились, шаркающий звук ботинок по земле успокаивал и звучал привычно.
— Хочешь остановимся? — спросил Каллум, бросая веселый взгляд на мои ноги.
— Нет. Это напоминает мне…
Я подняла голову и увидела школу справа от меня. Три белых здания выглядели одинаково. Она была больше школы в Розе и, безусловно, красочней. Ее раскрасили подручными средствами. Кто-то нарисовал большие стекающие по стене цветы какой-то густой черной жидкостью.
Сторона самого большого здания была чем-то покрыта, и я резко вдохнула, вспомнив, что это было.
— Мы можем остановиться на минутку? — спросила я, отпуская руку Каллума.
— Конечно. Что это такое? — спросил он, последовав за мной.
— Они сделали фото коллаж. Всех умерших детей.
Его лицо оживилось.
— Ты есть там? Человеческая ты?
Он выскочил вперед меня.
— Скорее всего нет. Думаю, это родители дают им фотографии. Но я подумала, может быть…
Я остановилась перед стеной. На здание было приклеено сотни фотографий, помещенных за толстый пластик. Почти каждый месяц учителя снимали его, ставили новые фотографии и мы собирались вокруг и рассказывали истории о детях, которых мы потеряли.
— А как насчет этой? — спросил Каллум.