Его коротко стриженные черные волосы гармонировали с глазами, такими темными, что я даже не смогла увидеть зрачков. Они, возможно, раньше были карими. Карие глаза часто принимали золотой оттенок свечения после смерти, но мне понравилась его чернота. Она сильно контрастировала с белой столовой и со свечением глаз других ребутов.
Никто не приближался к нему сейчас, когда он находился в моем пространстве, но кто-то заорал: “Двадцать два!” — и рассмеялся.
Двадцать два? Это не могло быть его номером. Я не видела ни одного номера до сорока уже несколько лет. Ну, была Тридцать семь в прошлом году, но она умерла в течение месяца.
Я пнула его руку своим ботинком, чтобы рассмотреть штрих-код. Каллум Рэйс. Двадцать два.
Я подняла брови. Он был мертвым только двадцать две минуты, прежде чем стал Ребутом. Парень был практическим человеком. Мой взгляд вернулся к его лицу, и я увидела улыбку, растянувшуюся на его губах. Почему он улыбался? Это было не самое подходящее время для улыбки.
— Привет, — сказал он, приподнимаясь на локтях. — По всей видимости, они зовут меня Двадцать два.
— Это твой номер, — ответила я.
Он улыбнулся шире. Я хотела сказать ему, чтобы он прекратил это.
— Я знаю. А твой?
Я закатала рукав и перевернула свою руку, чтобы показать цифру
— Ты Сто семьдесят восемь? — спросил он, вскакивая на ноги.
Даже люди слышали обо мне.
— Да, — ответила я.
— В самом деле? — Его взгляд быстро скользнул по мне. Улыбка вернулась.
Я нахмурилась на его сомнения, и он засмеялся.
— Извини. Я думал, ты будешь… Не знаю. Выше?
— Я не могу контролировать свой рост, — сказала я, пытаясь приподняться еще на дюйм или два. Впрочем, это бы не помогло.
Он возвышался надо мной, и мне приходилось поднимать подбородок, чтобы смотреть ему в глаза.
Парень рассмеялся, хотя я понятия не имела над чем. Мой рост был забавен? Его смех был громким, искренним, разносившимся эхом по теперь уже притихшей столовой. Такому смеху не место здесь. Ему не место здесь, с этими полными губами, изогнувшимися в откровенном веселье.
Я обошла его, чтобы уйти, но он схватил меня за запястье. Несколько ребутов ахнули. Никто не прикасался ко мне
Они даже не подходили ко мне, за исключением Эвер.
— Я не увидел твоего имени, — сказал он, поворачивая мою руку так, чтобы было лучше видно, не обращая внимания на то, что это было странно. — Рэн, — прочитал он, отпуская меня. — Я Каллум. Приятно с тобой познакомиться.
Я нахмурилась и посмотрела на него через плечо, двигаясь к двери. Я не знала, каким было знакомство с ним, но “приятно” было не тем словом, которое я бы употребила.
День новичков был моим любимым. Когда я направлялась в спортзал с другими тренерами позже этим утром, в моей груди колыхалось возбуждение. Я почти улыбнулась.
Почти.
Новички сидели на блестящем деревянном полу в центре большой комнаты рядом с несколькими черными матами. Они отвернулись от инструктора, чтобы посмотреть на нас, их лица выражали страх. Похоже, никого еще не вырвало.
— Не смотрите на них, — рявкнул Мэнни Сто девятнадцать.
Он был ответственен за пререкания новичков в течение их первых дней здесь. Он занимался этим дольше, чем я тут находилась, и я думала, что это было связано с тем, что он не хотел пропускать и минуты возможности побыть тренером.
Все новички сосредоточили свое внимание на Мэнни, за исключением Двадцать два, который послал мне ту свою странную улыбку, прежде чем отвернуться.
Медицинский персонал КРРЧ выстроился у стены позади Мэнни, держа свои папки с зажимами и какое-то технологическое оборудование, которое я не могла определить. Сегодня их было четверо, трое мужчин и женщина, все одетые в свои обычные белые лабораторные халаты. Врачи и ученые всегда приходили понаблюдать за новичками. Позже, они будут забирать их вниз, на один из медицинских этажей, чтобы запирать их и тыкать иголками.
— Добро пожаловать в Розу, — сказал Мэнни, скрестив руки на груди и нахмурив брови так, как будто он пытался выглядеть угрожающе. Меня было не обмануть. Не сейчас, и не тогда, когда я была двенадцатилетним новичком.
— Ваших тренеров подберут завтра. Сегодня они будут наблюдать за вами, — продолжал Мэнни.
Его голос эхом отзывался в зале. Это была огромная пустая комната с грязно-белыми стенами, которые много раз были запятнаны кровью.
Мэнни начал перечислять их номера и отмечать для нашего же интереса. Самым высоким номером был Сто двадцать один — крепкий подросток, который, вероятно, выглядел устрашающе даже когда был человеком.