Речь без повода... или Колонки редактора

Зовут его — Александр. Человек он по виду — деловой и крепкий.

Половец был сдержанно учтив. Правда, на лице редактора блуждала едва заметная тревожная улыбка.

Он дал мне четыре номера «Панорамы». В отеле я их перелистал.

Газета еженедельная, шестнадцать страниц. Оформлена превосходно, с выдумкой. Лаконичная верстка, замечательная полиграфия.

Разумеется, есть недостатки. Явно не хватает проблемных материалов. И вообще — мало текста. А рекламы — многовато для шестнадцати страниц.

И все-таки я уверен, что дело пойдет…

Листая газету, я кое-что понял. Разгадал истоки тревожной улыбки на лице Саши Половца. Газета «Панорама» содержала умеренные колкости в наш адрес. Что-то говорилось и насчет моих злосчастных редакторских колонок. Мол, зачем написал про собаку?! (Алешковский называет это мое произведение — «Болонка редактора».)

Я проанализировал выпады и убедился, что они корректны. Что они находятся в рамках дозволенного. Здоровая товарищеская насмешка. То есть все о’кей! И никаких обид…

Когда-то половцы были довольно воинственным народом. Затем последовали некоторые исторические катаклизмы…

От души желаем «Панораме» мирного развития!

Трусцой против ветра

Александр Янов — давний оппонент Солженицына. Солженицын раза два обронил в адрес Янова что-то пренебрежительное. Янов напечатал в американской прессе десятки критических материалов относительно Солженицына.

Янов производит чрезвычайно благоприятное впечатление. Он — учтив, элегантен, имеет слабость к белым пиджакам.

У него детские ресницы и спортивная фигура.

По утрам он бегает трусцой. Даже — находясь в командировке. Даже — наутро после банкета в ресторане «Моне»…

Янов прочитал свой доклад. Он проделал это с воодушевлением. В состоянии громадного душевного подъема.

Солженицын отсутствовал.

Позднее, на банкете в ресторане «Моне», когда докладчик ужинал и танцевал, одна язвительная женщина сказала:

— Янов отмечает свой триумф!..

Мне трудно дать оценку соображениям Янова. Для этого я недостаточно компетентен. Тем более воздержусь от критики идей Солженицына.

Я хотел бы поделиться не мыслями, а ощущениями. Вернее — единственным ощущением. А именно:

Реальная дискуссия между Солженицыным и Яновым — невозможна. Поскольку они говорят на разных языках.

Дело не в том, что Солженицын русский патриот, христианин, консерватор, изгнанник.

И не в том, что Янов — добровольно эмигрировавший еврей, агностик, либерал.

Пропасть между ними значительно шире.

Представьте себе такой диалог. Некто утверждает:

— Мне кажется, Чехов выше Довлатова!

А в ответ раздается:

— Неправда. Довлатов значительно выше. Его рост — шесть футов и четыре дюйма…

Оба правы. Хоть и говорят на разных языках…

Ромашка, например, для крестьянина — сорняк. А для влюбленного — талмуд.

С точки зрения химии «Мыслитель» Родена и глиняная копилка — близнецы…

Солженицын — гениальный художник, взывающий к человеческому сердцу.

Янов — блестящий ученый, апеллирующий к здравому смыслу…

Попытайтесь вообразить Солженицына, бегущего трусцой. Да еще — после банкета в ресторане «Моне»…

Священный беспорядок

В ходе конференции определились три дискуссионных поля.

1. «Континент» и другие печатные органы.

2. Бывшие члены Союза писателей и несоюзная молодежь.

3. Новаторы и архаисты.

В каждом отдельном случае царила невероятная путаница.

Комментировать журнальную междоусобицу — бессмысленно. Слава Богу, органов достаточно. Полемистов хватает. Цензура отсутствует. Читатели оценят, вникнут, разберутся…

Мотивы второго дискуссионного тура — из области психологии.

Аксенов и Гладилин были знаменитыми советскими писателями. Хорошо зарабатывали. Блистали в лучах народной славы. Приехали на Запад. Тут же сбежались корреспонденты, агенты престижных издательств. Распахнулись двери университетских аудиторий…

А мы? Там изнемогали в безвестности. И тут последний хрен без соли доедаем!

Так где же справедливость?!

Справедливость имеется.

Бродский опубликовал в Союзе четыре стихотворения. Высылался как тунеядец. Бедствовал невообразимо. Лично я раза три покупал ему анальгин…

А здесь? Профессор, гений, баловень фортуны!..

Соколова перевели на шесть языков. Кто его знал в Союзе?

Алешковский разрастается с невероятной быстротой.

Да и Лимонов не последний человек…

С новаторами и архаистами дело еще более запутанное. Казалось бы, если постарше, то архаист. А молодые устремляются в творческий поиск.

Отчасти так и есть. Некрасову шестьдесят, и работает он по старинке. Боков модернист, и возраст у него для этого подходящий.

Спрашивается, как быть с Аксеновым? Дело идет к пятидесяти — модерн крепчает.

Лимонов юн, механика же у него вполне традиционная.

Мне кажется, так и должно быть!

Должна быть в литературе кошмарная, невероятная, фантастическая путаница!

Последнее слово

Вероятно, я должен закончить примерно так:

В ходе конференции появилось ощущение литературной среды. Чуство многообразного и противоречивого единства. Реальное представление о своих возможностях…

Так и закончу.

Прощай, Калифорния! Прощай город ангелов, хотя ангелов я чего-то не заметил.

Прощайте, старые друзья и новые знакомые.