22. Но они допускают, что есть люди, которые просят, чего не должно, но утверждают, что они не получат этого немедленно от тех, кого просят. Но если бы власть получали наилучшие люди, готовые из за славы на все пойти, может быть это возражение имело бы смысл. Если же мы знаем, каковы, какого происхождения, откуда являются и как получают власть правители, что удивительная, если они представляют себя в распоряжение ходатаев? Есть такие, которые, если даже с первая раза не уговорят, достигают того молениями, целуя в голову и глаза, хватая руки, припадая к коленам, подбирая всевозможный слова, между прочим и слова Сатира: «Молю, дай мне» [5]. Характер же речи может многая достигнуть, и гнев внушить, и остановить и печаль, одинаково убедить и предпочесть войну миру, и сложить оружие тех, кто кипели яростью друг на друга. И не ошибся бы тот, кто назвал бы слово чародеем, который и невыносимую печаль возвращает к трапезе.
{5 Demosta., de falsa Jegat. § 191, ρ 402,}
23. Так и у этих людей нет недостатка в речах, которые убеждают к уступке им. В числе них обещания отплаты и, как решающий прием [6], та, что страшнее Горгоны [7], — речь, грозящая извергнуть потоки злословия. У некоторых язык остер и они называют его мечем. Да и вообще нелегко не считаться с ними вследствие того, что они на все отваживаются, не останавливаются ни перед чем, а совестливость считают вялостью. Если, таким образом, правитель честолюбив, его побеждают, соблазняя его честолюбие, если он лихоимец, его страхом держать в руках. 24. Итак, если кто с кем вступает в сношения, он может им овладеть. А от кого отстранен. как может он на него напасть? Плохой правитель, конечно, причинить зло, если и никто не будет иметь к нему доступа, а когда посещают его многие, он наделает бед, уступая в одном им, в другом себе, но не столько, сколько из за них. Таким образом невозможно, чтобы посещения не причиняли вреда.
{6 Κολοφών срв. у нас, стр. 242, примеч 1.}
{7 Salzmann, Sprichworter и sprichwb'rtl. Redensarten bei Libanios, 8.20.}
25. Он говорит, что польза есть в этом. так как посетители указывают на то что ему не легко заметить. Что же это? Как может оно ускользнуть от внимания? Как может оно не обнаружиться, когда одно служить предметом предварительного соглашения, дела, касающиеся подати, суда, праздничных зрелищ, другое, непредвиденное, находится в ведении мандаторов и оповещается с разных сторон. 26. Если же нужно иметь и постоянная товарища во всем, на лицо ассессор, который по необходимости привержен к делам. Ведь он знает, что в промахах своих ответит первый. Итак, раз властью руководят два ума, какая еще надобность в других? Ведь и радость усилить, и успокоить уныние мог бы тот, кто чуть не сросся с правителем во едино. 27. Далее, если бы эти люди намеревались преследовать в этом общении благие цели и это предвещали предсказатели, я бы допускал это. Но если дело представляет торговлю и они воспользуются сношениями с правителями во вред, я заявляю о том, как должно быть, а твое, государь, дело, чтобы оно так было. 28. Предположим, если угодно, что не все будут такими, но некоторые и приносящими пользу. Следовательно, если недобросовестных больше числом, правитель будет в общении с дурным элементом в большем числе. Итак, если верно изречение Феогнида и «благородный человек учитель благородных, а низкий, если и застанет какого-либо благоразумного человека, и его сбивает с толку», когда посещения существуют, сильнее, в зависимости от числа, тот элемент, который понижает качества правителя. Итак лучше бы было, чтобы он не имел общения ни с теми, ни с другими, чем чтобы оно принадлежало обоим. Тех, кто поправляют, едва набралось бы двое, а со стороны льстецов, которым числа нет, нет ничего, что бы не встретило множества похвал, в том числе то, что одному Зевсу свойственно было так озаботиться о благе городов, когда он дал правителю эту власть.
29. «Учителям, говорит он, ты не открываешь дверей?» Нет. «Почему?» Потому что знаю, что и те будут делать то же, помогать, враждовать, то и другое вопреки справедливости. Ведь я замечаю, что и они, конечно, страдают тем же недугом корысти и считают счастливыми только тех, кто живет в богатстве, и Креза счастливее Солона. Я уже слыхал, как некто ив них завидовал и кончине Мидаса. Он признавал, что фригиец умер с голоду, но голод был вызван золотом. И Сатиром им овладеть не пришлось [8], чтобы по такому поводу просить об этом, но с раннего утра несутся мольбы их солнцу, а с наступлением ночи к ней о том, чтобы у них было столько денег, сколько у префектов [9], но ни слова, о жене, детях, здоровья и благоденствии. Те, кто составили себе крупные состояния, позволяют не догадываться только, а хорошо знать тех, кто приобрели известность, последовав по пути людей, не принадлежащих к классу учителей, при чем одни сравнялись с последними, другие даже превзошли их.