Речи Бунтовщика

То же самое можно сказать относительно слова нигилисты, которое такъ долго занимало вниманіе журналистовъ и служило темой для безконечныхъ каламбуровъ, пока не выяснилось, что нигилисты не изступленная религіозная секта, а настоящая революціонная сила. Употребленное впервые Тургеневымъ въ его романѣ „Отцы и дѣти”, оно было подхвачено „отцами”, которые мстили этимъ прозвищемъ своимъ непокорнымъ „дѣтямъ”. Дѣти спокойно приняли его; когда же они замѣтили, что это слово служитъ поводомъ къ серьезнымъ недоразумѣніямъ, избавиться отъ него было уже невозможно.

Пресса и общество не хотѣли величать другимъ именемъ русскихъ революціонеровъ. Да и нельзя сказать, чтобъ оно было неудачнымъ; оно заключаетъ въ себѣ вполнѣ опредѣленную идею. Оно выражаетъ отрицаніе всей современной цивилизаціи, основанной на господствѣ одного класса общества надъ другимъ, отрицаніе существующаго экономическаго строя, отрицаніе правительства и власти, отрицаніе буржуазной политики и морали, рутинной науки и искусства, способствующихъ эксплоатаціи, отрицаніе лицемѣрныхъ нравовъ и обычаевъ, завѣщанныхъ намъ прошлыми вѣками, — словомъ отрицаніе всего того, передъ чѣмъ благоговѣетъ буржуазная цивилизація.

Такъ это было и съ анархистами. Въ Интернаціоналѣ возникла партія, которая отрицала всякую власть въ Ассоціаціи и возставала противъ какого-бы то ни было авторитета; она называла себя въ началѣ партіей федералистовъ, а потомъ партіей анти-государственниковъ (anti-étatistes) или противовластниковъ (anti-autoritaires). Въ то время она избѣгала названія анархической. Слово ан-архія (такъ писали тогда это слово), казалось, сближало эту партію съ послѣдователями Прудона, съ идеями экономической реформы котораго сражался тогда Интернаціоналъ. Противники ея намѣренно употребляли названіе анархистовъ, позволяющее имъ доказывать, что представители этой партіи стремятся водворить повсюду безпорядокъ и хаосъ, никогда не задумываясь надъ послѣдствіями своихъ теорій.

Анархисты приняли все же это названіе. Они настаивали сначала, чтобъ писали ан-архія, говоря, что это слово, написанное такъ, означаетъ по-гречески отсутствіе власти, а не безпорядокъ. Но потомъ они перестали обращать на это вниманіе и сами называли себя анархистами.

Вотъ что говорилъ объ анархистахъ англійскій философъ Бентамъ въ 1816 году: —„Философъ, стремящійся къ преобразованію какого-нибудь закона, никогда не призываетъ къ возстанію противъ него. Анархистъ поступаетъ иначе. Онъ отрицаетъ самое существованіе закона и убѣждаетъ своихъ послѣдователей не признавать его и противиться его исполненію”. Теперь же мы скажемъ, что анархистъ отрицаетъ не только всѣ существующіе законы, но и всякую возможность власти и авторитета. Онъ начинаетъ съ того, что возстаетъ противъ какой-бы то ни было власти, противъ какого-бы то ни было авторитета.

Анархизмъ, говорятъ намъ, отрицаетъ порядокъ, исходя изъ понятія о безпорядкѣ и хаосѣ.

О какомъ же порядкѣ тутъ рѣчь? О той ли гармоніи, о которой мечтаемъ мы, анархисты? о гармоніи, которая установится въ людскихъ отношеніяхъ, когда человѣчество не будетъ больше раздѣлено на два класса, изъ которыхъ одинъ приносится въ жертву другому? о гармоніи, которая возникнетъ изъ солидарности интересовъ, когда всѣ люди сплотятся въ одну семью, когда каждый будетъ работать для благоденствія всѣхъ и всѣ для благоденствія каждаго? Очевидно, нѣтъ! Тѣ, которые упрекаютъ анархію въ отрицаніи порядка, говорятъ не о гармоніи будущаго, а о порядкѣ, признаваемомъ современнымъ обществомъ. Посмотримъ же, что изъ себя представляетъ этотъ пресловутый порядокъ, къ разрушенію котораго стремится анархія.

Порядокъ, вѣрнѣе, то, что они называютъ порядкомъ, — это девять десятыхъ человѣчества, работающихъ для доставленія роскоши и наслажденія избраннымъ для удовлетворенія самыхъ низкихъ страстей горсти бездѣльниковъ.

Порядокъ — это лишеніе девяти десятыхъ человѣчества всего того, что составляетъ необходимыя условія нормальной жизни, раціональнаго развитія умственныхъ способностей. Свести девять десятыхъ человѣчества на положеніе вьючныхъ скотовъ, живущихъ изо дня въ день, не смѣя даже думать о радостяхъ, доставляемыхъ человѣку наукой, искусствомъ и творчествомъ, — вотъ что называютъ они „порядкомъ!”