Речи любовные

«Ну и ловкач!» — пронеслось в головах обоих. Она мотнула головой, но предпочла промолчать: проговорить вслух, что она придет одна, было бы слишком. Как же приходится хитрить! Даже самую простую фразу «Я приду одна» ей было не осилить. При мысли о том, что скрывалось за их притворством, она покраснела, быстро распрощалась и была такова. Он едва успел послать ей вдогонку:

— Тогда до скорого!

Он не был уверен, что его услышали: ее юбка уже шелестела на лестнице. Он спокойно отправился вслед за ней. Состояние необыкновенно острого восприятия жизни охватило его: жизнь была многоликой и яркой, осознание великолепия всего сущего было гипертрофированно. Впервые за долгое время мысль о Бланш и Саре не причинила ему боли.

Стоило Полине Арну подумать о том, что творилось в ее душе, как она начинала рдеть словно маков цвет: кажется, она влюбилась с первого взгляда. Однако на сей раз она могла предложить лишь свое сердце, но не жизнь — жизнь уже сложилась и принадлежала другому. Муж был с ней нежен, она отвечала ему тем же. В их отношениях все было просто и ясно. А тот, другой, был дерзок и непредсказуем. Как бы невинно ни сложились их отношения, в любом случае они будут незаконны. Даже если этой тайне не суждено быть разгаданной, она все равно незаконна. И наоборот: в силу своего незаконного, несвоевременного и даже, как знать, трагического характера их отношения могли быть лишь тайной. Она не говорила своему мужу: «Я иду на встречу с мужчиной, который не сводит с меня глаз», как никогда бы не сказала: «Я встретила мужчину, от которого у меня мурашки по телу». Она могла лишь скрыть это от него. Да и как выдать такое тому, с кем делишь постель, от кого ждешь ребенка? И в то же время, странное дело, ее любовь к мужу не претерпела никаких изменений. Вовсе не слабость супружеских уз поставила на ее пути другого мужчины. Она была уверена: дело не в этом.

«Любите друг друга, доколе смерть не разлучит вас. Супруги должны хранить верность друг другу, помогать друг другу, поддерживать друг друга в трудную минуту».

Полина Арну впитала это с молоком матери. И случись же так, что в ее жизни оказалось два мужчины. Жила с одним и мечтала о другом. Что ни вечер, в гармонии домашнего обихода ей представлялось иное лицо, слышался иной голос. «Мне доставит огромное удовольствие… Куда пожелаете». Она засыпала и просыпалась с этим лицом, с этим голосом. Это ее слегка мучило. Но не угрызения совести, а неясные желания бродили в ней. Она металась.

— Ты до сих пор не спишь? — спрашивал муж.

— Нет.

— О чем ты думаешь?

— Ни о чем.

Приходилось говорить неправду. Трудно ни о чем не думать, да и случается это редко, и потому она отдавала себе отчет, что говорит неправду. Они лежали на спине. Их силуэты — силуэты мужчины и женщины, укутанных в одеяла, — напоминали надгробные памятники французских королей и их жен. Иногда она гладила лицо Марка. Он замирал. Она смотрела на него. Вот так же он будет лежать, когда умрет Одна эта мысль заставляла ее еще больше любить его.

— Я тебя люблю, — говорила она ему.

— Я тебя тоже, — шептал он, уткнувшись в ее тело Она принимала законную любовь, молча отдаваясь телесным ощущениям и совершая мысленные прогулки поскольку в объятиях мужа думала о другом.

— Какая ты красивая и нежная, — говорил Марк. Она это знала: вера в себя — это свойство чувственного порядка. Мужская любовь делала ее довольной и счастливой.

— Никто не знает, какая ты нежная, — говорил Марк Она была не прочь, чтобы об этом узнал еще один человек, и радовалась, что спасает гармонию того, что ей дорого, несмотря на появившуюся у нее тайну. Ничто ее не отвращало. Зачем же рвать? Уж лучше лгать.

4

Муж был очень влюблен в нее. Рядом с ним одевалась она утром того дня, когда ей предстояла встреча с завладевшим ее воображением мужчиной.

— Ты не забыла, что сегодня вечеринка в клубе?

— А ты не забыл, что ты идешь туда один? Я тебе говорила: у меня деловой ужин.

Радость, переполнявшая ее при мысли об этом ужине, перевешивала неприятное ощущение, что приходится таиться от мужа.

— Ужин… — протянул он, надеясь, что она добавит хоть что-то, но расспрашивать не стал. Лишь позволил себе уточнить: — Ты совсем не придешь? Даже после ужина?

— Право, не знаю, во сколько он закончится. — Она обняла его за шею. — Ты не расстроился, что я тебя бросаю?

Она была способна на большую нежность.

— Нет, я радуюсь, когда вечер доставляет тебе удовольствие.

«Какой он милый!» — подумала она. Усиливало ли это чувство вины, которое она испытывала? Она слегка коснулась было губами его губ, но, поскольку он не выпускал ее, держа за талию, поцеловала его. И лишь после этого отстранилась.

— Тебе не нравится целоваться со мной, — с улыбкой проговорил он. — У нас такая высокоинтеллектуальная любовь.

Она покачала головой:

— Да нет.

— Как это нет?!

— Вспомни, каким красивым, но глупым ты мне казался!

Они рассмеялись. Вспоминать об их скоропалительном знакомстве было для обоих удовольствием.

— Это недолго длилось, я быстро раскусила: ты умный и сумасбродный!