Ну а мелкие деньги – жертвенный сбор –
Все исчезнут в трущобах советских контор).
–––
А назавтра был солнечный день, и восток
Осветился весенним приветом.
Но от запада шел – будто новый потоп:
Стая туч ползла против света.
Это – толпы врагов, черней, чем грачи.
Как зарницы, сверкали в ней латы, мечи,
А над ними – хоругви убогие,
На хоругвях – кресты тонконогие.
И обрушилась стая на Троицкий холм,
Прошла все затворы, все входы местные,
Пролилась она – не весенним дождем,
А кровью, страдою крестною.
Стали рыскать латинцы и русские воры,
Жаждя злата церковного да жемчугов.
То, что мало всего – это поняли скоро,
И свирепство напало на чужаков.
Разорили они кресты покоища Троицкого,
Подожгли кельи иноков и самый храм;
Всё, что многолетно и многотрудно строилось,
Захотели обратить в пустоту и хлам.
Добрались они и до вассиановой гробницы,
Рассекли ее, ругаясь и смеясь,
А потом – такое не могло и присниться –
Мощи преподобного вывалили в грязь...
И никто не препятствовал этому злодейству.
Напал на окаянных – лишь деревенский пес,
Лишь он оказал им противодейство,
Но смертельный укус ему меч нанес.
И пес, заплакав, как чадо, как заяц,
Пополз, часть себя на земле оставляя,
И крик его жалкий туда полетел,
Где не было крови и резаных тел...
А люди, которых рубили мечами,
На лютых врагов взирая,
Молчали,
И те, которых живыми – в землю,
Тоже были – как будто немы,
И тех, которых бросали в пламя,
Вьющееся вокруг того,
Что оставалось еще каменным храмом,
Те – тоже не крикнули ничего.
И даже мальчишка какой-то упрямый,
Которого проткнули длинным копьем,
Не крикнул от боли хотя бы – «Мама!»,
А молча упал со вспоротым животом.
И деревья молчали, и даже Звениха,
Как будто от прочной запруды, затихла.
И лишь через день лес соседний заплакал,
А дым утончился и стал тонкостебельным злаком.
Потом даль закрылась взъерошенной птицей небесной,
И серые крылья нависли над этим холмом бессловесным.
Вдруг шорох раздался, и снег повалил тяжело...
И вместе со снегом всё бывшее в древнюю Устью ушло.
Снег долго стекал, он пенился, словно мыло,
И душу реки эта пена холма – исказила.
В речных омутах непрозрачною стала вода,
А травы вдоль берега не колосились тогда.
–––
О, Угличская земля!
Сколько бед ты претерпела,
Сколько разорений ты перенесла,
Сколько неповинной крови впитала,
Скольких скитальцев породила!
Где твои лучшие сыны?
Где твои прекрасные дочери?
Где твои святые церкви?
Где красота земли и града Углича?
Всё единым часом в пустыню обратилось.
Сколько лет прошло – и нет тебе воскрешения.
Но и блаженна Угличская земля,
Ибо обагрилась кровью жителей своих.
Но и блаженны твои граждане,
Ибо за веру и землю свою погибли.
Дай, Боже, погибшим – вечный покой,
А живущим – мирное житье и благоденствие,
Но также – светлое покаяние и утешение сердечное.
–––
На выбитом поле – зверобой да бастыльник.
По русскому полю бродят стада.
Как стало здесь бедно, сухо и пыльно.
Седые кобылки шуршат иногда.
От засухи листья травы побелели:
Дожди уже месяц не шли.
Как мало осталось людей поземельных,
В деревне – одни беспашенные бобыли.
Стада из поляков, бездомовников русских,
Воров, казаков – не во сне, наяву! –
Кочуют по полю, ржут и блеют стоустно
И выедают траву.
На выбитом поле – тусклые лица.
Песок завивается между стеблей.
Дайте дождя равнине великой,
И что-то – свершится в ней!
–––
...Те беды из Руси пошли назад, когда
Вдруг встала над Москвой хвостатая звезда.