Речка Устья. Стихотворный рассказ об одной русской местности

Такие дела, ты мне можешь поверить,

Дни и часы сохраняют от смерти.

Короче: чем больше умеешь,

Тем будешь, даст Бог, и целее».

–––

«Говорят, что труд – это наш воспитатель;

Он творит не просто людей,

А таких, каких замыслил Создатель

Как своих любимых детей.

Но не каждый труд на это сгодится:

Сотворишь ли лучшее в себе,

Коли печь сложил, а она дымится,

Или плохо убрано в избе?

Кем ты станешь, коль не замечаешь:

Ты всё делаешь, как забиваешь гвоздь

В ту же дырку, что была в начале, –

В древесину, сгнившую насквозь?

Не признает Бог тебя, коль не умеешь

Делать кое-что по-новому, – так, чтоб

И земля и вещи от тебя умнели,

Делать так, как не умел никто.

Ну а если ты по-божески работал,

А живешь всё время, как бедняк,

Объясни мне: то – задумка Бога,

Или мы здесь что-то делаем не так?»

–––

«Жизнь вокруг – как в хозяйстве старинном:

Выжжем, вспашем, посеем. Потом

Раз-другой зерно соберем

И забросим: береза, осина

Пусть растут. Это место в свой срок

Называется перелог.

А затем – опять изменение –

Бунт, война, словотрясение:

Выжжем всё, что считаем не впрок,

Вновь посеем, посмотрим – нет толку!

Вновь забросим пашню надолго,

И опять у нас – перелог.

Нет, чтоб кроме самосожжения,

Применять еще удобрение».

–––

«Сколько леса сожгли, а всё не тепло.

Сколько хлеба убрали, а сытнее не стало.

По нашим усам всё богатство текло,

А в рот почти не попало.

Может, надо сбрить эти наши усы-то,

И тогда, наконец, будем сыты?»

–––

«Ты не думай, что я только и знаю,

Как заполнить пóдпол свой да сарай.

Я уже давно понимаю,

Что мне нужен не только сам урожай,

Но и дело выращивания урожая.

Потому-то не просто к клубням

И к зерну я привязан тут.

Я землю люблю, – и она меня любит,

Инструмент люблю, – и он меня любит.

Вот это и есть крестьянский труд».

Часть вторая

ТЕЧЕНИЕ

ДОМ

1. Изба

Еще хранятся здесь старинные предметы,

Которые служили весь ушедший век.

Их действие на нас еще заметно

(Но, может быть, уже и не на всех).

Нет многих лиц, глядящих со стены

На жизнь, которую понять им было б трудно,

А нынешние, глядя с этойстороны,

Себя невольно сравнивают с теми, кто – оттуда.

Уже небратство есть (как ветра с мертвой веткой)

Предметов старых – с нынешним житьем.

Вот и живем мы здесь давно уж только летом.

Но все-таки пока еще живем.

А надо ль сравнивать людей и поколенья?

Живущий, как известно, несравним.

И все же польза от взаимного гляденья

Для нас, конечно, есть. Но нужно ль это им?..

Печально мне спокойное незнанье

Как жизни тех, кто нас сюда впустил,

Так и старинного призванья

Вещей, хранимых из последних сил.

Здесь центр всего – тепло от печки русской.

Она – и мать, она – и власть.

Ведь у ее мерцающего устья

Жизнь здешняя когда-то началась.

Избу же эту старую, простую,

Которая для нас важней иных дворцов,

Построил вместе с братьями над Устьей

Егор Михайлыч Кузнецов.

2. Исход

            У Егора дом высокий,

                В доме  ‑ девок  урожай.

Кто задумает жениться ,

Тот к Егору поезжай .

(Местная частушка прошлых лет)

Дни, в труде протекая,

Могут даром пропасть.

Трудно строить, не зная,

Как поведет себя власть:

По-петровски?

По-бесовски?

По-хозяйски?

По-босяцки?

Счастье было едва ли:

Быт крестьянский суров.

Но в двадцатые дали

Землю – десять паёв.

Им бы жить и пахать бы

(Семь родилось детей),

Девок вырастить к свадьбе

И поднять сыновей.

Но советская власть –

Не баранка, не сушка.

Жизнь семьи завилась,

Как сосновая стружка.

–––

Поначалу семейству дали

На семи полях – семь полос.

Клевер сеяли, картошку сажали,

После репы – лен, жито, овес.

(Егору с Анной дети уже помогали).

Доставалось всё потом и кровью.

Жизнь наладилась, наконец:

Появился конь, две коровы,

Завели романовских овец.

(Коль скотиной обделен,

Как ты вырастишь свой лен?).

А косили в пойме – на Рóгах,

Был в Курышине также покос.

Хлопотать приходилось много,

У детей доходило до слез.

Зимою льном занималась Анна –

Куделью да маслом. А всю весну

Сидела она у ткацкого стана,

Ткала суровую новинý.

А Егор после заморозков осенних

Работал в лесу и на постройке дорог;

Иногда он ездил на базар в Заозерье,

Чтобы продать полсажени дров.

Для детей (а каждый чуть-чуть да не сыт)

Был приезд отца – как праздник.

Привозил из Ильинского он мироновской колбасы,

Из Заозерья – связку баранок.

Жизнь была не легка, но, к счастью,

Постепенно светлела она,

Как лежащая на мартовском насте

Небелёная новинá.

И если б оставили деревню в покое,

Жизнь потекла бы, как масло льняное.

––

Но вот – ветер столичный

Весь достаток унес:

Труд закончился единоличный,

Появился колхоз.

Сдали лошадь, корову,

Инвентарь, семена,

Амбар, ригу, сарай новый...

Да, иные пошли времена!

Как непаханый воздух,

Стала общей земля,

И от этого позже

Разлетелась семья.

По советскому свету

Раскидало детей,

Что солому под ветром, –

Пятерых дочерей

И двоих сыновей.

–––

В годы те немилые

Потерял фамилию

Житель слободской.

Очень смело начал он

В Слободе начальствовать.

Способ-то простой:

Коли раскулачивать,

Значит, надо начисто

Обобрать дома,

Из которых выгнали

Всех хозяев (выслали);

Жизнь для них – тюрьма.

Что в домах осталось, то

Следовало, стало быть,

Государству сдать.

Всё, что взято сговором,

Где-то в Каблуково там,

Стали продавать.

Ну а этот деятель