Речные тайны

Рейзо облокотился на подушку и задумался о том, насколько же ему нравится ингриданский обычай обедать полулежа. Он также очень привязался к своему луммасу и к погоде, позволяющей ходить в сандалиях. Чувствовать ветер пальцами ног было приятно. Юноше пришлось по вкусу даже лето с его удушающей жарой. Запах мандариновых цветов, такой сладкий и нереальный, что казался искусственным. То, как город обрывался в океан, и корабли, при виде которых его пятки начинали зудеть от желания забраться на борт. Инжирно-яичные пирожки и кислые-кислые оливки, черный хлеб, обмакнутый в зеленоватое масло, рыба и невыносимо сладкий винный соус. Дэша. Он будет тосковать по всему этому. Судя по тому, как ему стеснило грудь, он уже начал тосковать.

И стоило только ему вконец расчувствоваться, как зазвучала музыка. Четыре дамы с арфами и скрипками устроились посередине зала и начали играть печальную мелодию, которую он слышал на каждом празднике. Ее звук вливался ему в горло и трепетал где-то в животе, а слова сами собой загудели на губах:

Ингридан, влейся ко мне под кожу,
Город семи рек,
Моя кровь течет в твоих реках…

Одной из арфисток была Дэша. Рейзо пристально рассматривал ее и гадал, неужели он упустил возможность сказать ей, что ему нравятся ее щиколотки, и прядка волос, выбившаяся из косы, и то, как она подпрыгивает, когда счастлива без меры.

Песня закончилась, и все застонали и зааплодировали на тирианский манер, в знак уважения к мелодии их родины. Рейзо ждал, что за ней последует новая, если повезет — чуть более бодрая, чтобы смыть этот привкус тоски по дому, но все музыканты, кроме Дэши, встали и ушли. Она продолжала держать свою арфу, и — чудо из чудес — Финн поднялся, пересек зал и взял инструмент из ее рук.

Рейзо бросил взгляд на Энну. Она сидела с открытым ртом, выпучив глаза, и он подумал, что вряд ли ей еще когда-нибудь светит подшучивать над ним в таких ситуациях.

Дэша уступила Финну место, удостоверилась, что его пальцы лежат на нужных струнах, и отошла в сторону.

Зал в трепете застыл: все смотрели на тирианскую арфу в руках байернского воина, чей меч рукоятью позвякивал о ее гриф. Его покрасневшее лицо уже начало багроветь, но губы оставались плотно сжаты.

— Я хочу сыграть песню для Энны, моей возлюбленной, — объявил он.

Энна издала еле слышный звук, похожий на писк.

Либо пальцы Финна промахивались мимо половины нужных струн, либо мелодия подражала вою раненого кота, насколько это вообще возможно. После этого, с позволения сказать, вступления его друг еще и запел. Энна снова пискнула.

Расскажи ей, что она — моя роза,
Да поведай ей про мою любовь,
А еще шепни ей, что я ушел,
Но не полюблю никогда другую.

Финн был довольно крупным, вполне широкоплечим, несомненно сильным, но, когда он пел, голос его звучал как у десятилетки. Он срывался на визг на высоких нотах, дрожал, порой скрипел и полностью терялся, когда мелодия уходила слишком далеко вниз. На взгляд Рейзо, песня не слишком-то страдала, утрачивая часть этого нелепого текста, но Финн пел его с пронзительной искренностью.

У Рейзо свербело в глотке от того, как усердно он сдерживал смех.

Голос Финна стих, его мощные пальцы перебрали последние струны, вплоть до самой тонкой и короткой струны и ее пронзительного «прощай». Он поставил арфу на пол, причем руки его дрожали так, как ни разу не бывало, когда он брался за меч. Тишина в зале умоляюще вопрошала: «Следует ли нам аплодировать?»

Рейзо посмотрел на Энну, чтобы обменяться с ней улыбками, но поперхнулся от неожиданности. Она рыдала!

— Великие вороны, — прошептал он.

В этом мире было куда больше тайн, чем он способен разгадать.

Энна, пошатываясь, поднялась на ноги и неуклюже бросилась через все помещение, огибая столы и перепрыгивая через вытянутые ноги. Финн простер руки, и они обнялись прямо там, посреди зала.

— Конечно же, я выйду за тебя! — воскликнула Энна. — Да, Финн, да, конечно!

Молчание взорвалось оглушительными аплодисментами.

Рейзо хлопал так воодушевленно, что у него разболелись ладони. Смеяться по-прежнему хотелось, так что он сдался, но хохотал не над Финном — смех просто застрял у него в горле, словно кусочек твердого яблока, и нужно было как-то от него избавиться. И как ни странно, на глазах выступили слезы.

Дэша тоже увлеченно рукоплескала, а байернцы восторженно орали. Изи и Джерик сложили ладони рупором и кричали «ура!». Принц указал на Финна и Энну на случай, если Напралина пропустила такое зрелище, и та радостно кивнула. Тейлон, стоявший у дверей, пересек зал и сел на подушку рядом с Мегиной. Та улыбнулась, не поворачивая головы.

Рейзо вдруг подумал, что если бы он не рукоплескал лучшим друзьям в полном буйного веселья зале, то сейчас почувствовал бы себя крайне одиноким. И он захлопал еще сильнее.