Прошло еще несколько дней. Зима была на исходе, и на улице становилось все теплее. Жена У старшего привыкла снимать дверную занавеску перед приходом мужа. И в этот день, когда подошло время ему возвращаться, женщина взяла шест и, стоя на пороге, стала снимать занавеску. И надо же было, чтобы как раз в этот момент мимо их дверей проходил человек. Еще в старину люди говорили: «Без повода и пословицы не будет». Жена У не удержала в руках шест, он выскользнул у нее из рук и упал прямо на голову прохожего. Тот остановился и уже готов был разразиться бранью, когда, обернувшись, увидел смазливую бабенку. Весь гнев его словно на остров Яву улетел, прохожий тут же растаял и приятно осклабился. Женщина, убедившись, что на нее не сердятся, сложила ладони рук и отвесила почтительный поклон, говоря:
– У меня выскользнул из рук шест, и я, верно, больно ударила вас?
Прохожий, поправляя на голове косынку, в свою очередь поклонился ей и сказал:
– Пустяки! Ведь вы же нечаянно!
Все это наблюдала соседка супругов У, старая Ван, которая стояла за занавеской у дверей своей чайной.
– А кто заставляет вас, уважаемый господин, ходить у чужих дверей, – крикнула она, смеясь. – Поделом вам!
– Да, разумеется, это моя вина, – отвечал незнакомец, – зря огорчил вас. Уж вы на меня не сердитесь.
– Это вы, господин, извините меня, – с улыбкой ответила жена старшего У.
– Смею ли я на вас сердиться! – возразил тот, низко кланяясь и пожирая женщину глазами. Затем, выпятив грудь, он пошел дальше своей вихлявой походкой, беспрерывно оглядываясь. Жена У сняла занавеску, заперла дверь и стала дожидаться мужа.
Вы спросите, кто же такой был этот прохожий и где он жил. А происходит этот человек из семьи разорявшихся богатеев города Янгу. На улице против уездного управления он держал лавку, в которой торговал лекарственными снадобьями. Человек этот еще с малых лет был нечестным. Учился он кулачному бою и немного фехтованию. А когда ему повезло и он разбогател, то стал заниматься кое‑какими общественными делами, выступал посредником между тяжущимися сторонами. С людьми он вел себя нагло, постоянно якшался с чиновниками, и потому все в городе побаивались его и старались держаться от него подальше. Фамилия у него была двойная – Си‑Мынь, а имя Цин, а так как он был в семье старшим сыном, то его еще звали Си‑Мынь старший. Но когда он разбогател, все стали называть его – почтенный господин Си‑Мынь.
В тот же день Си‑Мынь Цин зашел в чайную старухи Ван и уселся.
– Уж больно вы тут почтительно раскланивались, уважаемый господин! – хихикнула старая Ван.
– Подите‑ка сюда, мамаша, – также со смехом отозвался Си‑Мынь Цин, – я хочу кое о чем спросить вас. Чья жена эта бабочка, ваша соседка?
– Это младшая сестра самого властителя ада, дочь злого духа, – ответила старая Ван. – А что это вы заинтересовались ею?
– Оставьте свои шутки! Я говорю серьезно, – сказал Си‑Мынь Цин.
– Да разве вы не знаете ее мужа? – отвечала старая Ван. – Он торгует разными кушаньями возле уездного управления.
– Так, значит, она жена Сюй‑саня, что торгует пирожками с финиковой начинкой? – спросил Си‑Мынь Цин.
– Да нет же, – сказала старая Ван. – Если бы он был ее мужем, пара была бы хоть куда. Ну‑ка, попробуйте угадать.
– Тогда, быть может, это жена Ли – Серебряное коромысло? – продолжал спрашивать Си‑Мынь Цин.
– Тоже нет, – ответила Ван. – И он был бы ей подходящей парой.
– Так неужели это жена Лу с татуированными руками? – спросил Си‑Мынь Цин.
– Опять же нет, – отозвалась старуха. – Если бы он был ей муж, то пара была бы не плоха. А еще кто?
– Ну, мамаша, – сказал Си‑Мынь Цин, – вижу, мне не отгадать.
– Если я скажу вам, кто ее муж, – смеялась старая Ван, – уважаемый господин станет смеяться. Ее муж продавец лепешек – У старший.
Услышав это, Си‑Мынь Цин от удивления чуть не свалился и, смеясь, спросил:
– Тот, которого называют Корявым сморчком?
– Он самый, – подтвердила старуха.
Тогда Си‑Мынь Цин с досадой сказал:
– Каким же образом такой лакомый кусок баранины попал в рот этому плюгавому псу?
– Да так как‑то вышло. Еще в старину люди говаривали: «Бывает, что на породистой лошади ездит простак, а с умной женой спит дурак». Не иначе, как самому богу было угодно сочетать их.
– Сколько я вам должен за чай, матушка Ван? – спросил Си‑Мынь Цин.
– Да пустяки, потом сочтемся, – сказала старуха.
– А с кем уехал ваш сын? – продолжал расспрашивать Си‑Мынь Цин.
– Да я и сама толком не знаю, – ответила она. – Он отправился с каким‑то купцом в Хуачжоу и до сих пор не вернулся. Уж и не знаю, жив ли он.
– А почему бы вам не послать его ко мне? – спросил Си‑Мынь Цин.
– Да если бы вы дали ему работу, это было бы просто замечательно! – подхватила старуха.
– Так вот, когда он вернется, мы еще потолкуем об этом, – сказал Си‑Мынь Цин и, поболтав еще немного, поблагодарил хозяйку и ушел.
Однако не прошло и половины стражи, как он снова вернулся и присел у дверей чайной, наблюдая за домом У старшего. Увидев его, старая Ван вышла и предложила ему сливового отвару.