Речные Заводи (том 1)

Тут же У Суна отправили в лагерь ссыльных, и когда он прибыл туда, то прежде всего увидел дощечку, на которой стояли три больших иероглифа: «Ань пин сай», что значит «Лагерь мира и спокойствия». У Суна отвели в одиночную камеру, и нет надобности говорить о том, как служитель писал расписку в получении преступника и как его принял.

Когда У Сун оказался в своей камере, более десяти заключенных подошли взглянуть на него.

– Ну, добрый человек! – сказали они. – Ты только что прибыл сюда и, если в узле у тебя есть какие‑нибудь подарки или рекомендательные письма, доставай поскорее. Сейчас сюда явится надзиратель, и все это ты преподнеси ему. Тогда тебе не страшно предварительное наказание палками: бить будут не так крепко. Ну, а если нет у тебя подарков, то прямо надо сказать: дела твои плохи. Мы все, как и ты, ссыльные, и поэтому решили заранее предупредить тебя об этом. Ведь недаром говорится: «Когда погибает заяц, так и лиса его пожалеет, как родного». Ты новичок и не знаешь еще всего этого, вот мы и пришли предупредить тебя.

– Я очень благодарен вам, дорогие друзья, за ваш совет, – сказал У Сун. – Кое‑что у меня есть. Однако я дам ему деньги только в том случае, если он попросит добром. Если же он станет вымогать их, то и чоха медного от меня не получит!

– Не дело ты говоришь, добрый человек, – принялись его уговаривать новые товарищи. – Ведь еще в старину люди говорили: «Не бойся начальства, а бойся его власти». И еще: «Под чужой низкой крышей – любой голову пригнет». Все это мы рассказываем тебе для того, чтобы ты был поосторожнее.

Едва они сказали это, как кто‑то крикнул:

– Надзиратель идет!

И толпа моментально рассеялась. У Сун развязал узел и спокойно уселся в своей камере, а начальник вошел к нему и сказал:

– Это ты вновь прибывший преступник?

– Я и есть, – отвечал У Сун.

– Да ты что, в уме? Чего ты молчишь? Ты ведь тот самый молодец, который убил тигра на перевале Цзин‑ян‑ган, а потом был начальником охраны в уезде Янгу, и, я полагаю, сам кое в чем разбираешься. Чудно даже, до чего ты непонятливый! Ничего, здесь ты и кошку не посмеешь обидеть!

– Что это ты разошелся? – ответил У Сун. – Ждешь, что я поднесу тебе подарки? У меня даже и полчоха нету, вот разве только два голых кулака я подарю тебе. Есть у меня, правда, немного мелочи, но ее я хочу оставить себе на вино. Интересно поглядеть, что ты будешь со мной делать. Неужели решишься послать обратно в Янгу?

Слова эти привели надзирателя в бешенство, и он поспешил удалиться, а вокруг У Суна собралась толпа заключенных, некоторые говорили ему:

– Добрый человек! Зачем ты нагрубил надзирателю? Смотри, хлебнешь горя! Сейчас он пошел доложить обо всем начальнику лагеря, и они уж, верно, расправятся с тобой.

– Э, не боюсь я их, – возразил У Сун. – Пусть делают, что хотят. Будут со мной по‑хорошему, так и я с ними, а нет, так постою за себя.

Не успел он произнести эти слова, как в камеру вошли четверо и вызвали нового ссыльного.

– Здесь я, – отозвался У Сун, – и никуда не пойду; что вы тут кричите!

Тогда они схватили У Суна и поволокли в зал, где уже находился начальник лагеря. Человек шесть охранников подвели У Суна к начальнику, который велел снять с него кангу и сказал:

– Ну ты, преступник! Известно ли тебе старое уложение императора У‑дэ, по которому каждого нового ссыльного для острастки подвергают ста палочным ударам. Служители, скрутите ему назади руки!

– Не беспокойтесь зря, – сказал У Сун. – Если хотите бить, бейте так. Не к чему скручивать мне руки. Не будь я удальцом, убившим тигра, если уклонюсь хотя бы от одного удара, и если хоть раз пикну, можете отсчитывать мне все удары сначала. Не будь я добрым молодцом из Янгу, если солгал.

Присутствующие рассмеялись, и кто‑то сказал:

– Вот дурень, со смертью играет. А ну, посмотрим, как он вытерпит.

– А станете бить, так покрепче да позлее! – продолжал У Сун. – Смотрите, чтобы без всяких послаблений!

Тут уж все расхохотались. Охранники взялись за палки и даже крякнули. Но в это время появился неизвестный человек, который встал возле начальника лагеря. Ростом он был более шести чи, на вид ему было года двадцать четыре. У него было белое лицо, усы и борода трезубцем свисали вниз, голову украшала белая косынка, а одет он был в темный шелковый халат. Одна рука незнакомца висела на перевязи.

Человек этот нагнулся к начальнику и что‑то сказал ему на ухо.

– Вновь прибывший преступник У Сун! Какой болезнью ты болел по дороге? – спросил тогда начальник лагеря.

– Ничем я не болел, – сердито ответил У Сун. – Все у меня было в порядке, я и вино пил, и кашу и мясо ел, и пешком шел.

– Этот парень заболел по дороге, – заявил тут начальник. – Я полагаю, что мы можем сделать ему снисхождение и отложить наказание.

– Скорей говори, что болел, – подсказывали У Суну стоявшие рядом охранники. – Начальник лагеря жалеет тебя, а ты придумай что‑нибудь, и все будет в порядке.

– Да ничем я не болел, и ничего особенного со мной не случилось, – стоял на своем У Сун. – Бейте, как полагается. Нечего откладывать. А то сиди потом и гадай, когда тебя вздуют!