Речные заводи (том 1)

– Я не даром у тебя ем! – огрызнулся Лу Чжи-шэнь, свирепо посмотрев на хозяина. – Какое тебе дело до меня?

– Сколько же тебе еще налить? – спросил хозяин.

– Давай еще кадушку, – потребовал Чжи-шэнь.

И хозяину ничего не оставалось, как поставить перед ним еще кадушку вина.

Вскоре Чжи-шэнь опорожнил и эту кадушку, а недоеденную собачью ногу сунул себе за пазуху. Перед тем как уйти он сказал:

– Завтра я снова приду выпить на оставшиеся деньги.

Хозяин кабачка был так напуган, что стоял, не двигаясь с места, вытаращив глаза, и окончательно растерялся, когда увидел, что монах направляется к горе Утай.

Добравшись до беседки, Чжи-шэнь присел отдохнуть; между тем винные пары начали оказывать свое действие. Вскочив на ноги, он закричал:

– Эх! Давненько я не тренировался! У меня уж и тело-то все одеревенело! Попробую-ка я проделать несколько выпадов!

Выйдя из беседки и засучив рукава, он сделал несколько движений и почувствовал, как в нем заиграла кровь. Тогда он приналег плечом на столб беседки; раздался сильный треск, столб сломался, и беседка повалилась набок.

Монастырские привратники, заслышав грохот, взглянули вниз и увидели, что в гору нетвердыми шагами подымается Лу Чжи-шэнь.

– Вот беда-то! – закричали они. – Эта тварь опять нализалась!

И тут же закрыли ворота на засов и стали подглядывать в щелку. А Лу Чжи-шэнь, подойдя к воротам и обнаружив, что они заперты, начал отчаянно барабанить кулаками. Но привратники не решались его впустить.

Побарабанив так без толку несколько минут, Чжи-шэнь повернулся и, увидев слева от себя статую бога-хранителя монастыря, закричал:

– Ах ты, чертов истукан, почему ты не стучишь за меня в ворота? Еще кулаком грозишь! А я тебя совсем не боюсь!

Тут Чжи-шэнь вскочил на возвышение, поломал, как перья лука, окружающую статую частокол и, схватив одну из палок, принялся дубасить бога-хранителя по ноге. Со статуи посыпались глина и позолота…

Завидев это, привратники с криком «Ой, беда!» побежали доложить о случившемся игумену.

Передохнув немного, Чжи-шэнь обернулся и, заметив справа от ворот такую же статую, рявкнул:

– А ты, глупая тварь чего рот разинула? Тоже вздумала смеяться надо мной!

И, подскочив к этой статуе, он так хватил ее два раза по ноге, что тут же послышался страшный треск и статуя бога-хранителя покатилась на землю. Подняв сломанный деревянный каркас статуи, Чжи-шэнь громко рассмеялся от удовольствия.

Тем временем игумен уговаривал пришедших к нему с докладом привратников:

– Не раздражайте его, идите!

Но тут в келью игумена вошли настоятель храма, казначей и келарь в сопровождении других монахов. Все они заговорили разом:

– Этот дикий кот опять сегодня напился до безобразия. Он свалил беседку на горе и разбил статуи богов-хранителей у ворот! Что же мы будем теперь делать?

– Еще в древности говорили, – отвечал им игумен: – «Даже Сын неба избегает пьяных». Что же остается делать нам, старым монахам? Он уничтожил статуи богов-хранителей, а мы попросим его поручителя, господина Чжао, поставить новые. Он поломал беседку, мы опять же попросим Чжао исправить ее. Все это он, конечно, сделает…

– Статуи богов охраняют монастырь, как же можно их заменять? – возразили монахи.

– Это еще полбеды, что он разрушил стоявшие у ворот статуи богов-хранителей, – продолжал игумен. – Даже если бы он разбил все статуи Будды в храме, и то ничего нельзя было бы сделать! Опасно доводить его до буйства. Вы же сами видели, как он свирепствовал в прошлый раз!

– Ну и игумен у нас, – ворчали монахи, покидая его покои. – Глуп, как невозделанный бамбук[36]. Привратники! – приказали они. – Не смейте открывать ворота, и все время наблюдайте за тем, что он там вытворяет.

Между тем Лу Чжи-шэнь разошелся вовсю.

– Эй вы, падаль, лысые ослы! – кричал он. – Если вы сейчас же не впустите меня в монастырь, я разведу костер и сожгу ваше чертово логово.

Услышав это, монахи сказали привратникам:

– Откройте засов! Пусть эта скотина зайдет! А то он и в самом деле еще что-нибудь натворит.

Привратники неслышно подкрались к воротам, потихоньку отодвинули засов и мгновенно скрылись в помещение. Попрятались и остальные монахи.

В этот момент Лу Чжи-шэнь напряг все свои силы к обеими руками приналег на ворота. Неожиданно ворота распахнулись, он с шумом влетел за ограду и упал. Вскочив на ноги, он испуганно ощупал свою голову, а потом бросился в храм, где сидели монахи, погрузившиеся в самосозерцание. Когда Чжи-шэнь рванул дверную занавеску и ввалился к ним, они замерли в страхе и еще ниже склонили головы.

Едва Чжи-шэнь подошел к первой попавшейся скамье, как его начало рвать. Монахи зажали носы и были лишь в состоянии бормотать: «Боже милостивый! Боже милостивый!»

Облегчившись, Чжи-шэнь взгромоздился на скамью, развязал пояс, с треском разорвал его и стащил с себя одежду. Тут он заметил выпавшую из-за пазухи собачью ногу.

– Вот и хорошо! Я как раз проголодался! – и, разломав кость, он принялся есть.