Речные заводи (том 2)

«Чао Гай не поверил, что я рассек стрелой спутанный узел. Почему бы мне не воспользоваться сегодня пролетом гусей и не показать ему, на что я способен? Пусть посмотрят, тогда, может быть, станут больше уважать меня».

Оглянувшись, он увидел, что у одного из сопровождавших их людей были лук и стрелы. Хуа Юн попросил у него лук и, взяв его в руки, увидел, что он очень красив и искусно отделан золотом. Как раз такой лук он хотел бы иметь. Быстро выбрав хорошую стрелу, он обратился к Чао Гаю:

– Вы и ваши атаманы, уважаемый брат, как будто не поверили, что я стрелой рассек спутанный узел. Видите? Там далеко летит стая диких гусей. Не смею хвастаться, но думаю, что эта стрела пробьет голову третьего в ряду гуся. Если же я промахнусь, то, надеюсь, атаманы не станут смеяться надо мной.

С этими словами Хуа Юн приложил стрелу к тетиве, натянул лук до отказа и прицелился. Стрела взлетела ввысь и действительно попала в третьего в ряду гуся. Птица полетела вниз на склон горы. Тотчас же послали человека принести гуся, и когда рассмотрели его, то увидели, что стрела попала прямо в голову. Чао Гай и остальные главари были поражены и дали Хуа Юну прозвище «Волшебный воин».

– Что тут говорить! Вы чудесный воин и подобны Сяо Ли-гуану, но даже сам Ян Ю-цзи не мог бы соперничать с вашим великолепным искусством, – с восхищением сказал У Юн. – Поистине большое счастье для нашего стана, что вы пришли сюда.

После этого случая в горном стане не было ни одного человека, который не почитал бы его. Все главари вернулись в помещение, и пир продолжался, а когда наступила ночь, все пошли отдыхать.

На следующий день снова начался пир. Нужно было определить звание каждого человека. Раньше Цинь Мин сидел выше Хуа Юна, но так как Хуа Юн приходился старшим братом жене Цинь Мина, то ему было предоставлено пятое место, ниже Линь Чуна, а Цинь Мину шестое. Лю Тан занял седьмое, Хуан Синь – восьмое; далее, ниже трех братьев Юань, сели Янь Шунь, Ван Коротконогий тигр, Люй Фан, Го Шэн, Чжэн Тянь-шоу, Ши Юн, Ду Цянь, Сун Вань, Чжу Гуй и Байшэн. Всего в звании главарей было теперь двадцать один человек.

Когда торжественное пиршество в честь этого события закончилось, принялись за постройку больших лодок и домов; сооружали повозки и другие вещи, ковали оружие, необходимое для войны, кольчуги, шлемы; приводили в порядок флаги и одежду, луки и стрелы. Все это делалось для борьбы с правительственными войсками. Однако об этом мы пока говорить не будем.

Расскажем лучше о том, что случилось с Сун Цзяном. Покинув деревенский трактир, он шел домой, не зная отдыха, и на следующий день после полудня подошел к кабачку, расположенному у входа в его деревню. Там он остановился немного отдохнуть. Хозяин кабачка по фамилии Чжан был в хороших отношениях с семьей Сун Цзяна. Видя, что Сун Цзян чем-то расстроен и даже потихоньку плачет, Чжан спросил его:

– Господин писарь, более полутора лет вы не были дома. Мы рады, что вы сегодня вернулись к нам. Почему же вы так печальны? Почему ваше сердце не радуется? Вы должны быть счастливы, что вышло помилование. Ведь вам, несомненно, будет сделано снисхождение.

– Дорогой дядюшка, вы правы, – ответил Сун Цзян. – Но обо всем этом мы поговорим после. Как же мне не печалиться, если больше нет в живых моего родного отца, который дал мне жизнь?

– Да вы шутите, сударь, – громко рассмеявшись, сказал Чжан. – Ваш уважаемый батюшка только что пил здесь вино и с час тому назад вернулся к себе домой. Как можете вы говорить такие слова!

– Вы, дядюшка, не смейтесь надо мной! – возразил Сун Цзян, вынув письмо, полученное из дома, и передавая его Чжану. – Мой брат Сун Цин ясно пишет, что отец наш умер в первые дни первой луны нового года и что он с нетерпением ждет моего приезда на похороны отца.

Прочитав письмо, Чжан воскликнул:

– Что за чудеса! Да ведь только сегодня в полдень он был здесь, ел и пил вместе с почтенным Ваном из Восточной деревни. С какой стати мне обманывать вас.

Эти слова привели Сун Цзяна в полное недоумение, и он стал раздумывать, что бы предпринять. С наступлением вечера Сун Цзян распрощался с хозяином кабачка и поспешил к себе домой. Он подошел к воротам своего поместья, заглянул туда, но не увидел ни живой души. Однако Сун Цзяна уже заметили работники, вышли из дома и встретили его с поклонами.

– Отец и брат дома? – спросил их Сун Цзян.

– Ваш почтенный отец все глаза проглядел, целые дни дожидаясь вашего возвращения, господин писарь, – отвечали ему работники. – Вот радость-то, что вы вернулись! Ваш отец только что пришел домой из кабачка Чжана, где пил с почтенным Ваном из Восточной деревни, и сейчас спит во внутренней комнате.

Услышав это, Сун Цзян был весьма поражен. Бросив свой короткий посох, он вошел в парадную комнату. Там был Сун Цин. Увидев Сун Цзяна, он с поклонами пошел навстречу старшему брату. Сун Цин не носил траура. Тут Сун Цзяна охватил сильный гнев и, указывая на брата пальцем, он принялся бранить его: