Red is my favourite colour (СИ)

Потянулся к заветной баночке, предвкушая сладкий цитрусовый аромат. Крышка не была плотно закручена, поэтому звонко упала на пол, как только я попытался притянуть духи к себе. Я замер на несколько мгновений, вжав голову в плечи, моля Мерлина, чтобы мадам Чиррей или дежурные не нагрянули на звук. Убедившись, что нигде не слышно шагов, попытался найти крышку, не вставая с кровати и оглядывая пространство вокруг. Темно, хоть глаз выколи. Я забыл попросить Амелию, чтобы она помогла мне найти мою палочку. Спустя несколько тщетных попыток, я оставил затею найти злосчастную крышку и в нетерпении поднёс баночку к носу.

— О, Мерлин! — промычал я, обмякая на кровати от удовольствия. Этот запах. Он сводит меня с ума. Почему он такой манящий? Может, она туда что-то подмешивает? Например, амортенцию.

Жадно вдыхая аромат, я представлял её волосы, в которые зарываюсь носом. Её гладкую кожу. Мысленно провожу рукой по её шее, обводя контур шрама. Касаюсь пальцем её губ, слегка приоткрытых, готовых к поцелую.

Я огляделся вокруг: тишина, темнота, щекочущая нервы. Прикрыл веки, воспроизводя всё, что было связано с Амелией: как она спала в нашей гостиной у камина, её пижаму, узкую юбку и пылающее гневом тело в пещере, ванная старост… Чёрт, я и забыл про тот случай.

— Чёрт, чёрт, чёрт! — я ощутил, как в и без того тесных пижамных штанах становится всё меньше места для моего возбуждения. В панике накрываясь одеялом, пытался втягивать воздух ртом как можно активнее, чтобы немного прийти в себя. Это не помогает! Мерлин, только не сейчас, только не сейчас!

«Стоп. А почему не сейчас?», — я замер, слегка оттягивая резинку штанов, чтобы хоть как-то увеличить в них место. «По-моему, сейчас — самое подходящее время сделать то, что ты так давно хотел». Было ощущение, что сам дьявол сидит на плече и шепчет всю эту околесицу мне прямо в ухо. Чёрт бы тебя побрал, Амелия Мэллори!

Ещё пару мгновений в мучительных раздумьях, и я уже спешно спускаю надоевшие штаны, корячась под одеялом. Такого стыда я ещё не испытывал ни разу, но сейчас просто хотелось это сделать. Как можно скорее.

Всё тело вздрогнуло, когда я в нерешимости дотронулся ледяными от страха пальцами до разгорячённой кожи где-то внизу живота. Табун мурашек галопом пробежался по мне от макушки до пят. Что я творю? Неосознанно подношу свободной рукой баночку сухих духов к носу, вдыхаю цитрусы и…

И с головой ухожу в блаженство, когда сквозь прикрытые веки и затуманенное сознание всё же прорывается её лицо. Её глаза, в которых горит огонь, и не просто огонь, а целое пламя, забирающее меня в свой плен. Я решительно обхватываю рукой уже до предела возбуждённый член, делая пару неумелых движений вверх-вниз, отчего тут же хватаю ртом воздух, словно только что вынырнул из воды. Чёрт, как это приятно. Трясу головой из стороны в сторону, пытаясь хоть немного прийти в себя. Новый вдох и снова цитрусы. Целый сад зелёных, оранжевых, жёлтых фруктов врывается в мою голову разноцветным фейерверком.

«Такой даже тебе не снился, грёбанный Уизли», — проносится в мыслях, и я делаю ещё несколько движений рукой, боясь лишний раз шевельнуться, чтобы не спугнуть блаженство.

Я чувствую, как всё моё тело буквально дрожит от напряжения и нахлынувшего вдруг озноба. Напряжены все мышцы, из-за чего левый бок неимоверно ноет под повязкой, но мне это абсолютно не мешает продолжать.

Всё ещё не выпуская баночку из пальцев, я на этой же руке подтягиваюсь ближе к изголовью, чтобы полностью сесть, и опускаю одну ногу на пол. Босая ступня касается холодного пола, отчего я рефлекторно поджимаю пальцы. «Они вообще не топят, что ли?». Плевать. Ставлю ногу, превозмогая дрожь, и полностью избавляюсь от штанов, что б их!

Голова слегка кружится от сидячего положения, так что остаётся лишь опереться плечом о прутья, отодвигая прикроватную тумбочку чуть дальше от себя, чтобы освободить место. Ножки неприятно и предательски громко скрежещут по полу, и я снова замираю, прислушиваясь к звенящей тишине. Никого.

Уже не справляясь с наваждением, почти в исступлении отбрасываю в сторону подушку, которая мешает удобно сесть, и подгибаю под себя другую ногу. Почти заставляю себя выпустить член из рук, чтобы подтащить к себе одеяло, как хотя бы какую-то ширму, и тут же снова беру его в руку. Чувствую, что уже не могу терпеть. Точка невозврата пройдена, и теперь мне ничего не остаётся, как просто отдаться моменту, пусть я и буду потом жалеть об этом.

Тесная рубашка сковывает движения, отчего я бешусь и почти рычу, поднимая глаза к потолку: «Мерлин, за что мне все эти мучения?!»