Редактор Линге

Линге, наконецъ, соглашается.

Дѣло въ томъ, что спекуляція съ именемъ Илэна оказалась удачной. Уже не говоря о томъ, что люди удивлялись неизвѣстному дотолѣ генію и тому, что раціональная культура ягодъ можетъ любого сдѣлать капиталистомъ и обогатить страну двумя милліонами, но, кромѣ того, всѣ обратили вниманіе на безпристрастность Линге, признававшаго даже человѣка противоположной партіи. Одинъ Линге, и только Линге могъ это сдѣлать! Онъ былъ и оставался безподобнымъ. Впрочемъ, безпристрастность этого человѣка была засвидѣтельствована и раньше: напримѣръ, когда онъ открылъ писателя Ойзна, о которомъ онъ ровно ничего не зналъ, кромѣ того, что онъ геній. Несмотря на это, вѣдь онъ могъ бы быть самымъ ужаснымѣ реакціонеромъ въ мірѣ. А какъ Линге выдалъ своего же Лепорелло, когда тотъ пустился въ ночныя приключенія? Да, Линге, дѣйствительно, исполнялъ высокое призваніе прессы. И, благодаря этому, онъ пріобрѣлъ еще новыхъ подписчиковъ.

Теперь у него явилась еще новая идея, удивительная идея, — вотъ почему онъ безъ всякихъ дальнѣйшихъ разсужденій зашелъ къ Илэну. Правда, ему пришлось пропустить изъ-за этого собраніе въ политическомъ клубъ, гдѣ долженъ былъ говорить президентъ одельстинга; но нельзя же быть вездѣ сразу. Онъ уже былъ на большомъ собраніи рабочаго союза. Есть же, наконецъ, границы тому, что можно спрашивать съ человѣка.

Онъ обращается къ Илэну и тотчасъ же переходитъ къ цѣли своего визита; онъ совсѣмъ забылъ объ этомъ, когда Илэнъ былъ у него въ бюро въ послѣдній разъ; онъ хотѣлъ узнать, нельзя ли напечатать въ «Новостяхъ» статью Илэна о чистой культурѣ дрожжей, прежде чѣмъ она появится въ брошюрѣ, а если онъ не можетъ предоставить ему всей статьи, то, по крайней мѣрѣ, хоть часть, главное содержаніе. Онъ пришелъ къ нему съ этой просьбой, имѣя въ виду булочныя и пекарни; ему хочется, по мѣрѣ возможности, ввести нововведенія и въ эту область.

Но Илэнъ уже отослалъ свою статью въ одинъ журналъ, очень незначительный популярный журналъ; онъ надѣялся, что ее тамъ примутъ. Ему пришлось сказать Линге, что она уже отослана.

На это Линге возражаетъ:

— Такъ верните ее телеграммой. Разумѣется, за все будетъ заплачено.

Илэнъ съ благодарностью обѣщаетъ телеграфировать.

Добродушная фру Илэнъ не могла больше сдерживаться; она благодарила Линге съ сіяющими глазами за все, что онъ сдѣлалъ для Фредрика. Онъ сдѣлалъ этимъ всѣхъ такими счастливыми, и они всѣ обязаны ему; это такъ неожиданно и незаслуженно.

— Многоуважаемая фру Илэнъ, мы исполнили только свой долгъ, — отвѣтилъ Линге.

— Кромѣ васъ, никто вѣдь не считалъ этого своимъ долгомъ.

— Да, — сказалъ онъ, — большинство редакторовъ имѣетъ довольно смутное понятіе о задачахъ прессы.

— Мы всегда будемъ благодарны и никогда не забудемъ, что вы первый поддержали насъ.

Шутя и улыбаясь Линге возразилъ:

— Меня радуетъ, фру Илэнъ, что на этотъ рать моей задачей было воздать таланту должное. Мы, либералы, — не людоѣды!

На это Андрей Бондезенъ громко разсмѣялся и ударилъ себя по колѣну. До этого времени онъ сидѣлъ и молчалъ отъ удивленія; онъ былъ немного навеселѣ, но какъ только вошелъ Линге, это сейчасъ же прошло. Хорошо еще, что они не все выпили, не всѣ бутылки были опустошены. Когда они предложили Линге стаканъ вина, тотъ взялъ его, не отказываясь, и поблагодарилъ. Онъ былъ сегодня въ хорошемъ настроеніи.

Шарлоттѣ онъ сказалъ комплиментъ насчетъ ея элегантной ѣзды на велосипедѣ. Она покраснѣла. Два раза онъ нагибался къ ней и восхищался ея работой; но, въ общемъ, онъ былъ очень сдержанъ и говорилъ больше съ мужчинами, чтобъ показать, что пришелъ не съ какой-нибудь другой цѣлью, а только по поводу статьи Илэна. Всѣ его взгляды на Шарлотту ничего не говорили. Какъ она была красива, молода, цвѣтуща! Эти рыжеватые волосы блестѣли какъ золото при свѣтѣ лампы, — онъ никогда не видѣлъ ничего подобнаго, а брови ея сходились надъ носомъ. Даже маленькія розовыя пятнышки на ея лицѣ приводили его въ восторгъ; молодость заговорила въ немъ, его молодые еще глаза блестѣли, и онъ все время улыбался. Какъ хорошо чувствовалъ онъ себя въ этомъ семейномъ кругу, въ этой комнатѣ, гдѣ были молодыя дѣвушки и ихъ поклонники. Хорошее происхожденіе сказывалось во всемъ въ этой семьѣ: и въ рѣзьбѣ старой мебели, въ двухъ-трехъ фамильныхъ портретахъ по стѣнамъ, въ каждой фразѣ этихъ людей; они родились благородными, культурность была у нихъ въ крови. Но Линге не замѣчалъ, какимъ все это было изношеннымъ и стертымъ, онъ не видѣлъ недостатковъ. Панно стѣнъ были, разумѣется, старинной, гордой, художественной работы, а стаканы, изъ которыхъ онъ пилъ дешевое шампанское, были красивые, граненые стаканы. И какъ вкусно было вино въ граненыхъ стаканахъ!

Нехотя онъ поднялся, поблагодарилъ отъ всей души за оказанное ему гостедріимство и направился къ дверямъ.

— Итакъ, я надѣюсь, что вы пришлете мнѣ, какъ можно скорѣе, вашу статью, — сказалъ онъ Илэну. — До свиданья!

* * *