Редкая птица

Подручный Айболита бросается на меня, — двигаю плечом, рукоятка револьвера разбивает парню лицо, он падает. Щуплый в белом халате замер у стены. Засовываю «узи» за пояс, вынимаю из-под куртки жуткого вида нож. Шагаю к стене. Глаза «доктора» широко раскрыты, он открывает и закрывает рот, беззвучно, как рыба. На его брюках проступает обширное мокрое пятно.

— Ну ты и засранец! — Делаю еще шаг и бью его ладонью в лоб. Парень припечатывается к стенке и сползает вниз, на пол. — Отдыхай, голубь.

Поворачиваюсь и иду к девушке. С ножом в руке.

— Нет! Нет! — Лена рвется на привязи, не сводя глаз с лезвия. Похоже, она уже не понимает, что происходит или даже не узнает меня. Истерика. С маху влепляю ей пощечину. Еще. Девушка обмякла, заплакала сначала навзрыд, потом тише, всхлипывая, как маленький ребенок. Я перерезаю шнур.

Девушка подбирает ноги, прикрывается руками:

— Не смотри на меня, не смей… Не смей… Пожалуйста…

Отворачиваюсь. И тут — слышу музыку. Магнитофон, оказывается, так и продолжал работать. И сейчас звучит чистая и невыразимо грустная мелодия из «Крестного отца».

Я понимаю, почему люди сочувствуют им. И дону Кор-леоне, и его сыну. Они играли в страшные мужские игры… И убивали… Но не унижали. И — не брали заложников. Оставались людьми чести.

Воевали мужчины. Женщины оставались дома. Рожали детей. И — молились.

Бросаю девушке платье.

— Одевайся. Уходим.

— Куда?

— На кудыкину гору.

— Я… Мне… — Она пытается что-то сказать.

— Потом.

Полутрупы в углу начинают шевелиться. Накрепко связываю их веревкой, для верности пристегиваю к батарее заимствованными у «органов» наручниками.

— Гады, гады!.. — Железный прут обрушивается на лица Айболита и его дружка.

Перехватываю девчонку поперек талии и оттаскиваю. Как-никак пленные.

— Пусти! Ты знаешь, что они… Ты знаешь… Девушка рыдает, крепко обхватываю ее за плечи и прижимаю к себе. Тело ее дрожит, Леночка всхлипывает, чуть подвывая, как бездомный щенок…

Нащупываю в кармане коньяк. Как раз и ей, и мне. Девушка делает глоток, еще. Похоже, ей лучше.

— Га-а-дость какая…

— А меня уверили, что нектар. — Делаю три длинных глотка и прячу бутылку.

Для пьянства время еще не пришло. — Пора.

Телескопический объектив приблизил напряженное лицо Дронова. Щелкает затвор.

Он подтягивается, взбирается по гребешку крыши. Затвор снова щелкает. Потом в объективе — балконная дверь квартиры шестнадцать. Дверь приоткрыта, штора отдернута. Объектив приближает лицо убитого, — и снова щелкает затвор.

— «Первый», я «седьмой», прием.

— «Седьмой», я «первый».

— Докладывайте.

— Временно объект был утерян. Сейчас снова контролируется.

— Реакция объекта?

— Штатная. Объект вышел на ситуацию «Западня-3» и отреагировал по варианту «Зомби».

— Завершите ситуацию.

— По штатной схеме?

— Да.

— Есть.

Глава 9

Я сижу на козырьке крыши, обхватив рукой архитектурное излишество в виде кегли. Леночка сгоряча вышла со мной на балкон, но вернулась — захватить кое-какие вещи и документы. Ветерок пахнет морем, и родятся стихи:

Как горный орел на вершине Кавказа. Ученый сидит на краю унитаза…

Ученый — это я. И судя по дерьму, в которое я вляпался, это унитаз бесплатного общественного сортира. Правда, стихи я, похоже, сплагиатил. Ну да автор неизвестен, так что вполне сойдут за мои. У нас, ученых, так принято.

Леночки не было минут пять, я уже скучать начал. Не удивлюсь, если она подкрашивает сейчас ресницы. Если человеческая душа — потемки, то девичья для меня — полный мрак. Особенно ночью.

— Эй! — Леночка появилась на балконе и машет мне рукой.

Держусь за «кеглю» парапета, другую руку протягиваю ей и рывком втягиваю на козырек.

— Ой, — морщится она, — руку выдернешь! По чердаку веду ее за собой. Она несколько раз спотыкается:

— Дрон, помедленнее, не видно же ничего!

— Это — кому как. Я, похоже, могу пересчитать шляпки гвоздей на дальней стенке.

Спускаемся без особых приключений. Еще одна приятная особенность «сталинок»

— хоть из пушки пали, никто ничего не услышит. В хрущевской пятиэтажке мы бы перебудили не только крайний подъезд — весь дом. Хотя часть граждан приняла бы перестрелку за отзвуки боевич-ка по кабельному ТВ.

Проходим дворами к «волжанке», садимся. Проезжаю всего несколько домов и закатываю машину в тихонький дворик между гаражами.

— Почему мы сюда приехали? — Похоже, страх вернулся к девушке, и смотрит она на меня подозрительно.

— Нервы. Выпить нужно. Потом поболтаем. Тебе есть что рассказать?

— Есть. — Девушка напряжена, смотрит в одну точку. Я делаю глоток прямо из горлышка.

— Поищи «тару» в бардачке.

Лена извлекает маленький пластмассовый стаканчик.

— Посмотри, может, еще один? — Я беру у нее шоферский «лафитник», девушка запускает обе руки в бардачок, внимательно исследуя содержимое, а я совершаю антиобщественный поступок: с моей ладони в стакан с коньяко" соскальзывает струйка бесцветных кристалликов.

— Нет, больше нету. — Девушка поворачивает ко мне лицо.

— Держи, — подаю ей напиток.

— Заесть нечем?

— Обижаете, мадемуазель. — Извлекаю из кармана сэкономленную от ужина шоколадку. — Роскошно?