Redrum 2016

Вечный город тепло встретил гостя. По-итальянски он говорил бегло, и надо ли упоминать, что римляне принимали его за земляка. Позаимствованных у киевского бандита денег хватило, чтобы снять домик на тенистой улочке. К вечеру соседи уже приветствовали его, как старого знакомого.

Он устроился на работу в библиотеку возле Дворца конгрессов.

Начальник, профессор Альдо Доминичи, помог ему получить пропуск так же и в библиотеку Ла Спиенца, старейшего университета, основанного в 1303 году Папой Бонифацием VIII.

Сеньор Доминичи не выговаривал имя «Фёдор», и потому называл его Раф, в честь актёра Рафа Валлоне, на которого, по мнению профессора, был чертовски похож библиотекарь.

И вновь челябинский сирота погрузился в книги. Он допоздна засиживался над изъеденными пожелтевшими страницами и домой приходил обессиленный.

Проводить пятничные вечера в компании с профессором он начал не из желания иметь друга, и уж конечно не от одиночества. Дружба с Альдо Доми-ничи сулила выгоду, ключ к разгадке и ключ в прямом смысле слова. К тому же учёный помогал ему осваивать латынь.

Они прогуливались по римским улицам и говорили о поэзии. Профессора впечатлило то, что подопечный помнил наизусть целые отрывки из Данте. Как бы он впечатлился, узнай, что Федя прочитал «Божественную комедию» только из-за упоминания в ней зеркала.

Иногда японские, американские, австралийские туристы примечали Федю и махали ему руками…

— Hello, Billy!

— Didn’t expect to see you here, Kevin!

С лёгкой руки мамы участкового Говоруна в свидетельстве о рождении Химичева значилось 10 августа — день, когда его нашли. Он перестал отмечать эту дату с тех пор, как уехал из Москвы, и не ждал подарков, и не нуждался в них.

Но в день двадцатисемилетия он получил от профессора заветный ключ.

— С помощью него, — сказал Доминичи дрожащим голосом, — ты сможешь в любое время попадать в закрытый библиотечный архив.

После этого, прижав Химичева к фонтану с наядами, сеньор Доминичи впился в его губы долгим мокрым поцелуем. Профессор был геем, но — Хи-мичеву повезло — импотентом, и спать с ним не пришлось.

Зима 2002 года отметилась двумя важными событиями.

В построенном при Муссолини музее открылась выставка зеркал. Стряхнув с себя книжную пыль, Химичев часами бродил по галерее, словно дегустировал своё отражение. Величественные перламутровые рамы барокко, строгая оправа ампира и, главное, средневековые муранские зеркала, помутневшие от времени, покрытые сетью трещинок. Дефект накладывался на отражение, будто прошлые эпохи затеняли Федю Химичева.

Здесь он задумался над тем, кто же он. Существует ли настоящий Федя, или он лишь кривое зеркало? Человек, похожий на чьего-то сына, чьего-то зятя, Эммануила Робертовича… Не живущий сам по себе. Что если под слоями амальгамы ничего нет? И — его пробрала дрожь — что если за дверями в конце ледяного туннеля — тоже нет ничего?

Выставку он покидал подавленный, смущённый. Он пока не знал, какое поворотное событие поджидает его в глубине архива.

«Secretum speculo» — «Тайное зеркало». Так называлась переплетённая в кожу книга, обнаруженная им поздним февральским вечером.

Герметический трактат, написанный в XVI веке алхимиком Лафкадио Ди Фольци. Ди Фольци был монахом-доминиканцем, химикусом и естествоиспытателем. Он неоднократно посещал Византию, изучал цивилизацию востока и наследие античности. Главной страстью его жизни были Тайные Двери, speculi, зеркала.

И, одержимый той же страстью, Химичев сгорбился над трактатом. Он водил пальцем по тексту, сверялся со словарём, его глаза блестели, когда очередная алхимическая криптография раскрывала перед ним свои секреты. Он читал и переписывал магические заклинания, составленные Лафкадио Ди Фольци четыре века назад, а за окном завывал ветер, и вспыхивали, отражаясь в осколках зрачков, молнии.

В майском номере газеты «Il Messaggero» вышла статья под заголовком «Гипнотизёр-грабитель». В ней, не без доли иронии, повествовалось о супруге известного римского адвоката, которая впустила в дом совершенно незнакомого господина, приняв его за мужа, и отдала большую сумму денег. Загадочный двойник адвоката бесследно растворился. К статье прилагался сделанный камерами наружного наблюдения снимок, и хотя лицо злоумышленника было смазано до неузнаваемости, многие римляне опознали в нём своих близких и друзей, а одна пожилая женщина увидела на фотографии Хулио Иглесиаса.

Слава Химичева абсолютно не интересовала, равно как и красоты Венеции. Шагая вдоль канала, он смотрел исключительно вперёд. С набережной он свернул на улочку-sottoportego, столь узкую, что солнечные лучи не доставали до нижних этажей. Улица упиралась в ремесленническую мастерскую с табличкой «Стёкла и зеркала».

Хозяин, вертлявый коротышка по имени Спартако Коцци, радушно встретил гостя. Ещё бы — не каждый день к нему заходил сам Фабрицио Кваттрини, коллекционер и тончайший ценитель.

— Сеньор Кваттрини! — вскричал Коцци. — Как давно вы в Венеции?