РЕФЕРЕНС. Часть вторая: ’Дорога к цвету’ (СИ)

— Ты всегда была догадлива, Змейса.

— Господи, ну зачем? Да на неё даже родному папаше насрать в кустах! Он за всё время про неё даже не вспомнил — «помер Максим, да и хер с ним». Оболочку жалел, да — она какая-то особенная, не как у всех. А сама дочка… Короче, на премию не рассчитывай.

— Зме, я не спросил цену. Увидел, что могу, и сделал.

— Да знаю я, — досадливо отмахнулась она. — Я тебя хорошо знаю, Док, лучше, чем ты сам, наверное. Ты никогда цену не спрашиваешь, потому жизнь свою в говно не ставишь, в этом-то и проблема. И это не комплимент, не думай. Знаешь, мне ведь Слон всё рассказал. Мы ж думали, что ты помер, и все секреты кончились. Я узнала цену своей жизни, Док. И это хуёвая цена. Зря ты не посмотрел ценник.

— Прости, Змейса.

— Простила. Я же не знаю, как было до, не помню сына. Решила — если ты всё-таки выжил, заставлю заделать мне нового. Раз уж я опять молодуха. И на дочку не соглашусь — будешь пробовать, пока сын не получится! Ладно, не пугайся, шучу. Хотя была и такая мысль, правда.

— Увы, с этим ты опоздала.

— Да вижу, — покачала она головой сочувственно. — И каково быть старым, Док? Я-то теперь нескоро узнаю.

— Как будто постоянно болен. Чувствуешь в себе все органы, как пособие в анатомичке. Любое действие требует специального усилия. В общем, представляешь себе марш-бросок в полной выкладке на десяточку-полторы?

— Давно мы так не развлекались, — засмеялась Змеямба, — но припоминаю.

— И вот, когда ты добежала и рухнула, не можешь шевельнуть ни рукой, ни ногой, даже автомат с плеча стянуть сил нет, тебе говорят: «Подъём, боец, надо ещё пятёрку пробежать, враг догоняет!»

— Какой ужас, — всплеснула руками она.

— Так вот, когда ты всё-таки заставишь себя подняться, то примерно почувствуешь, каково встать утром с кровати старику. Старость — это усталость, которая никогда не проходит. А смерть — самая окончательная усталость.

— Звучит говённо, Док.

— «Лив фаст, дай янг», — процитировал я.

— Дедушка Док, дедушка Док! — ворвалась в комнату Нагма.

— Дедушка Док? — вопросительно подняла брови Змеямба. — Как многого я о тебе не знаю, оказывается…

— Долгая история, Зме. Что случилось, егоза?

— Здравствуйте, — девочка увидела Змеямбу и вспомнила про вежливость. — Я вас знаю, я вас рисовала. Похоже ведь вышло, дедушка Док?

— Очень, глазастик. Так где пожар?

— Он говорит, что он мой папа! — возмущённо заявила Нагма. — Он не может быть моим папой! Я не хочу такого папу! А мама говорит: «билохически». Не хочу «билохически»! Он противный и пахнет плохо! А сам обниматься лезет! А я его пнула! И убежала!

— Сильно пнула? — деловито спросила Зме.

— Не очень.

— Надо тренироваться, — серьёзно сказала Змеямба. — Напомни потом, научу. Точный пинок — лучший друг девушки.

— Я же его вижу, я его тоже рисовала, — пояснила она Змейсе. — Он трусливый и врёт. Ничего я ему не нужна, он хочет, чтобы меня не было, а сам приотворяется. Он хочет маму забрать, чтобы она ему помогала, потому что у него без неё жопа, а я чтобы куда-нибудь делась! Простите за «жопу», это не я, это он так думает! И ещё другие слова думает, когда на маму смотрит, но я не буду их говорить. Я не хочу, чтобы он с мамой то, что он думает, и папу такого не хочу!

— Какая интересная девчушка, — прокомментировала Змеямба задумчиво. — И много ты всякого «видишь»?

— Иногда, — кивнула Нагма, — Аллах смотрит моими глазами, когда я рисую. Особенно, если дедушка Док помогает. Но и без него тоже. Вот, я вас рисовала и теперь вижу.

— И что же ты видишь, милое дитя? — вкрадчиво спросила Зме.

Нагма посмотрела на неё, потом на меня, потом опять на неё…

— Вы не хотите, чтобы я это сказала, — покачала она головой. — Вам будет неловко.

— Ладно, не говори, — быстро согласилась Змеямба. — Это не важно. Так что там за проблема с папой, который не папа?

Папа-непапа сидит в гостиной. Перед ним стоит стакан и бутылка, видно, что он себе не раз уже подливал, и что пить одному ему привычно. Мы вошли тихо и услышали конец разговора:

— Нагма! Ты даже назвала её Нагма! Почему не нормальным человеческим именем, Анна?

— Я не Анна, я Анахита!

— Эти дикарские имена! Ты программируешь ребёнка на то, чтобы она всю жизнь доила коз, как ты!

— Ты! Ты обрёк нас на эту жизнь, бросив здесь!

— Аня, я виноват, — заговорил он тоном проникновенным и страстным. — Я не отрицаю! Но ты не знаешь всех обстоятельств! Я хотел вернуться, я пытался вернуться, но случилось ужасное, ты себе не представляешь, что мне пришлось пережить!

— Он врёт, — сказала мрачно Нагма. — Не слушай его, мама.

— Доченька, ты ещё мала… — начал он.

— Никакая я тебе не доченька. А ты бросил маму, потому что у тебя появилась другая женщина, богатая, ты думал, что она даст тебе деньги на торговлю.

— Девочка, что ты такое говоришь! — возмутился этот коммерсант. — Это всё неправда, Аня!

— Правда, — подтвердила Нагма, — её ещё звали смешно, как ягоду. Малиной.

— Милена? Так это была Милена? — голос Анахиты прозвучал тихо, но с такой интонацией, что неказистый нетрезвый мужичонка за столом моментально сбледнул с лица.