Референс. Карандаш и уголь

Сердл Горанц сопроводил меня к месту временного содержания в пешем порядке. Оказалось — недалеко. В паре кварталов от арендованного мной помещения трехэтажный казенный дом. У входа никакой вывески, даже табличка «Прием граждан круглосуточно» отсутствует. Внутри он что-то черкнул в книге дежурного вахтера, затем провел меня вниз и оставил в комнате без окон с единственным закрепленным на полу стулом. Интересно, бить будут? Скорее всего, не сразу. Сначала надавят на психику. Вот этими унылыми стенами и прикрученным стулом посередине. Я должен его бояться и скромно топтаться в углу, стараясь отдалить момент, когда меня в него усадят. Думаю, часа полтора-два для начала помаринуют. Хотя, может, и больше.

Поэтому я немедленно сел и, хотя стул нарочито неудобный, кое-как сумел задремать. А то мало ли, вдруг ночью спать не дадут. Очень даже запросто.

***

— Вы, я вижу, не слишком напуганы арестом? — спросил разбудивший меня Сердл.

— Человеку с чистой совестью бояться нечего.

— Или для вас это не в новинку. Поговорим?

— Это вопрос? Я могу сказать «нет»?

— Риторический, и отказ не предполагается. Просто вы упоминали о вежливости, я пытаюсь ее придерживаться, — строго сказал он. — Итак, вы прибыли в город из другого мира?

— Было бы глупо отрицать, — ответил я, потягиваясь.

Стул все-таки чертовски неудобный. Но Сердл-то вообще стоит — если он так пытается доминировать в беседе, то прием спорный. Стоять перед сидящим – в нашей культурной парадигме более низкая переговорная позиция. Тут наоборот?

— «Да» или «нет», пожалуйста.

— Да.

— С какой целью?

— Без цели. Просто захотелось перемен.

— И вы выбрали именно наш город?

— Он довольно приятный.

— Больше никаких причин? — в голосе допрашивающего очевидное недоверие.

— Никаких. Проводник предложил несколько вариантов. Город показался мне наиболее эстетичным.

— И каковы были ваши критерии?

— Я просил подобрать мир, где говорят на том же языке, где нет системного контроля за передвижением людей, где не ведется и не ожидается военных действий, и где есть необходимый минимум бытового комфорта — канализация, медицина, электричество. С электричеством, — тут я вздохнул, — меня надули, оно здесь в самом начале пути. Да и медицина, честно скажу, так себе.

— Много было вариантов? — поинтересовался Сердл.

— Всего шесть. Дешевый проводник с небольшим ассортиментом. Была еще пара приемлемых мест, но тут красиво и хорошо пахнет.

— Тогда вернемся к медицине. Почему она была вам так важна, ведь вы сами врач?

— Именно поэтому. Искал мир, который не вынудит меня к практике.

— Можете пояснить свою мысль?

— Если люди вокруг мрут от болезней, медицинский долг обязывает меня вмешаться. Но если местная медицина берет все на себя, могу ограничиться прыщами. Навскидку я переоценил здешний уровень, но, по крайней мере, антибиотики у вас есть. Кстати, рекомендую ввести под лицензию стоматологию — сейчас каждый второй либо коновал, либо шарлатан, а уж как они злоупотребляют обезболивающими…

— Спасибо, но, уверен, ведомство охраны здоровья имеет свои резоны и определенно не нуждается в советах от незаконного мигранта.

— На сей счет есть закон? А то я гадаю, что именно нарушил.

— Обвинения будут озвучены позднее, пока мы просто беседуем.

Будут, значит, озвучены. Кто бы сомневался.

Дальнейшая беседа оказалась утомительной и малопродуктивной. Сердл интересуется, как именно я лечил прыщи — я на голубом глазу вру про электромагнитные поля, употребляя в произвольном порядке термины вроде «спин», «вектор», «магнитная напряженность» и «дивергенция поля». Понятия не имею, что они означают. На обвинения в шарлатанстве пожимаю плечами и указываю на неопровержимые факты результативности. Намекаю, что их ученые просто лохи.

Сердл требует от меня сдать проводника — я честно говорю, что понятия не имею, где он. Я и правда не знаю. У меня есть способ выйти с ним на контакт, но и только. Способ давать не спешу — в конце концов, меня пока даже не бьют. Если заставят — сдам, но в сообщении, которое надо оставить в местной газетке частных объявлений, не будет ключевого слова, и он будет знать, что меня спалили. Проводники — те еще параноики, но нельзя сказать, что на пустом месте. Желающих их захомутать хватает.

Сердл называет имена и требует признаться, что я с ними связан. Имена местные, слышу их в первый раз, кто они такие — понятия не имею, о чем и заявляю.

Сердл спрашивает, зачем я рисую секретные учреждения, показав пару моих набросков городских видов. Я логично отвечаю, что, раз они секретные, то я никак не мог об этом знать. А рисовал их потому, что мне импонирует свойственный здешним казенным зданиям типаж. Весомый, четкий, строгий, но не без изящества. У городских властей хороший архитектор. Допрашивающий не скрывает, что считает мои жалкие объяснения неубедительными.