— Ах да… Сережа сообщил мне, что готов выкупить полностью мой пакет акций. Мы почти ударили по рукам, но тут… тут из проверенных источников я узнаю — большую часть денег Махлаков занимает у
— Что случилось-то? — сочувственно спросила баба Надя.
— А случилось то, что случилось, — меня собрались признать недееспособной и назначить управляющего моими активами.
— Да ну! Разве ж так можно?
— Все было именно так, — кивнула Разольская. — Чуть в психушку с совета директоров не увезли.
— Так ведь Махлаков же друг твоего мужа! Разве б он позволил?
— Ну-у-у… — Константиновна засмущалась еще сильнее, — я и сама была не права… Слишком резко выступила… Обозвала Аделаиду… Сережу припечатала и прочих… предателей… — Отвернулась к окну, вздохнула. — Да-а-а, было дело… почудила я тогда… Я, Надежда Прохоровна, — повернулась к собеседнице, — в то время и вправду не слишком хорошо себя чувствовала: странная смерть мужа, погибший в ресторане паренек, Терентий Богров, предательство Сережи Махлакова… Сорвалась я. Вправду — сорвалась.
— И после этого так и ходишь в сумасшедших?! — поразилась открытию бабушка Губкина.
— Ну не совсем, — хитро усмехнулась Разольская. — Я элементарно воспользовалась обстоятельствами. Повернула негатив в сторону пользы. Зачем, подумала я тогда, воевать с ветряными мельницами открыто?.. Я полежала немного в
— Если в дебри снова не полезешь — полезно.
— Ага. В общем, так. Приехала на совет директоров… — Разольская внезапно прыснула. — Представляете их рожи? Заходит в комнату для совещаний бабушка-эмо: в черном парике с розовыми кончиками, в лаковых перчатках, в черных туфельках с розовыми бантами… — Снова прыснула. — Умора. У них рожи так и вытянулись!
— А не побоялась? — недоверчиво прищурилась Надежда Прохоровна. — Снова могли захотеть машину из психбольницы вызвать.
— Подстраховалась, — весомо кивнула Разольская. — Прошла медицинское освидетельствование. Оформила все надлежащим образом — если бы меня только попытались признать недееспособной, получили бы кучу проблем.
Но они не попытались. Как я и надеялась Бросили сумасшедшей бабке кусок в виде ветлечебницы и приюта для престарелых цирковых животных.
Я назначила Богдана Кожевникова своим доверительным управляющим… Его очень, почти как сына любил мой муж. Богдан хороший мальчик… был когда-то. Но суть не в этом. В то время Богдан меня вполне устраивал. Мы организовали благотворительный фонд и постепенно вывели под него основную часть моих активов… — Разольская уловила нахмуренный, напряженный взгляд пенсионерки, далекой от тонкостей бизнеса. — Как бы вам объяснить, Надежда Прохоровна… Я не могла изъять свои средства, вложенные в общее предприятие. Но фонд, созданный под эгидой холдинга, сам по себе является его частью. Понимаете? Постепенно, год за годом, я уводила средства в этот фонд. Все выглядело вполне законно. — Усмехнулась. — Когда совет директоров дал разреше-мне ми открытие ветеринарной лечебницы, он и предположить не мог,
— То есть… Из-за больных зверюшек притворялась сумасшедшей?
— Я была обижена, — жестко проговорила Разольская. — Меня попытались обвести вокруг пальца — не вышло. Я сама всех обвела.
— И потому убить пытались?
— Вы имеете в виду — из мести? Нет, это вряд ли. Все гораздо проще и тривиальнее — деньги, деньги и еще раз деньги. Скорее всего, кому-то не понравилась моя строптивость в отношении продажи бизнеса. Реальную, адекватную цену не так-то просто получить. Федор и Аделаида тоже выступили против продажи холдинга, таким образом, объединив активы, мы получили более пятидесяти процентов, то есть блокирующий пакет.
— Но ты ведь ехала сюда соглашаться на продажу.