Рефлекс выживания

Я легко согласилась, потому что никогда не любила нагружать себя вещами и выглядеть при этом, как верблюд – вечно навьюченный торбами «корабль пустыни».

В предвкушении приятного отдыха у нас даже приподнялось настроение. Я вообще сто лет не была на природе, а так хотелось окунуться в загородное раздолье, побродить по весеннему лесу, послушать птиц.

Перед отъездом всё же позвонила Андрею. Подумала, что, если он ответит, я молча положу трубку и ничего ему не скажу. Но трубку так никто и не поднял.

– Наверное, со своим гаремом разбирается, – решила я и со спокойным чувством захлопнула дверь квартиры.

Лена, оставив меня возле подъезда, побежала в гараж за машиной. Я уже стала скучать – что-то её долго не было. Наконец, просигналив, Ленкин драндулет въехал во двор.

– Ты чего так долго? – упрекнула я подругу.

– С замком что-то, никак открыть не могла.

– Как-то нехорошо мы с Лёшкой обошлись, – сказала я, усаживаясь в машину.

– Ничего, – отозвалась подружка, – перетопчется.

– Привет, девчонки, – поздоровалась с нами моя соседка Наташа. – Вы не слышали сегодня ночью ничего странного? Как будто кто-то выл или кричал. Мой в командировке, я одна. Так жутко кричали, что я со страху почти всю ночь в ванной просидела. Кажется, из вашей квартиры вой доносился.

– Нет, нет, не из нашей, – сказала я.

– Так вы тоже слышали? – оживилась Наташка.

– Не то слово, – отозвалась Ленка и добавила шёпотом: – Мы не просто слышали, а видели даже.

– Кого? – так же шёпотом спросила соседка.

– Его. Павла Ивановича, что над тобой жил.

– Ой, – испугалась Наташка, – так он же умер.

– Вот я и говорю, умер, а дух его до сих пор по дому бродит и воет, – сочиняла Ленка.

– Зачем? – еле вымолвила от страха соседка.

– Как зачем? Неужели ты не знаешь, что он сыну простить никак не может того, что тот его в дом престарелых сдал, вот и возмущается.

На Наташку без слёз было невозможно смотреть: так она испугалась. Я, еле сдерживая смех, отвернулась в другую сторону.

– Но это ещё не всё, – продолжила Ленка и, придвинувшись поближе к Наташке и выпучив якобы от страха глаза, добавила: – Он просил, чтобы мы никому про него не рассказывали, а то ещё раз придет. Но ведь ты же своя. Не расскажешь?

Наташка быстро-быстро затрясла головой.

– Вот и хорошо, – удовлетворенно сказала Ленка, – смотри же, никому, а то придёт. А если спросит кто, что за шум, мол, был, говори, что кошки орали. Поняла? – и уже на ходу крикнула, высунувшись из окна машины: – Никому, а то придёт!

Мы оставили обалдевшую от ужаса Наташку обдумывать услышанное, а сами, давясь от смеха, уже мчались по оживлённой трассе навстречу долгожданному отдыху.

– Всё-таки это жестоко, – сказала я.

– Зато теперь подслушивать не будет, а то подойдет к двери, ухо приставит и слушает. Никакой личной жизни.

– Вот уж никогда бы не подумала, – удивилась я.

– Поверь мне, сколько раз уже её в такой позе у нашей двери заставала. Только теперь ей подслушивать не так удобно стало, как раньше, дверь-то дубовая, прослушивается плохо.

– А я думаю, чего это бабки у подъезда такие загадочные стали. Как иду, они сразу умолкают. Кажется, и Наташку с ними пару раз видела.

– Вот видишь, – удовлетворённо заметила подруга, – теперь у неё отпадет охота сплетничать. А насчёт нашего новоявленного друга я тебе вот что скажу: не верю я ему.

Я в ответ возмутилась:

– Он же меня спас! Если бы ты знала, как вовремя он вчера появился.

– А кто же оспаривает: спас, так спас. Только для кого он так старается?

Я вздохнула:

– Он не пожелал выдавать сию тайну.

– Тем более, не нравятся мне загадочные мужчины, я люблю простых, открытых.

Я усмехнулась, но не стала напоминать подруге о «простом и открытом» парне Петеньке, которого не так давно она называла… Впрочем, тех слов, которыми она награждала своего бывшего благоверного, вообще не существует в словарном запасе русского языка. Пусть подруга думает, что угодно, но Лёшка – всё же хороший парень.

– А Серёжа какой? – спросила я.

– Я же тебе говорила, что мы не должны никому доверять, пока не убедимся, на чьей стороне он играет.

– Ну, уж если Серёжа плохой, то я не знаю, – развела я руками.

– А кто говорит, что он плохой? Он просто какой-то пассивный, а мне это не очень нравится. И вообще, Сашка, давай забудем, что он мент, следователь. Он просто хороший…

– Любовник, – закончила я, и мы снова расхохотались…