– Ей ввели атропин и позвонили Салливану. К приезду «скорой» его бригада будет в сборе. – Милли села резко, как марионетка с перерезанными нитями. – Ты был прав. Гуманнее убить ее. – Через минуту Милли добавила: – Знаешь, как выразилась Бэкка? Мол, она надеялась, что Гиацинта расколется и вывалит все до конца, но не в таком же смысле!
25. «Время пришло»
– Никто из них не желает говорить?
– Из оставшихся в живых – никто, – устало ответила по телефону Бэкка.
Милли поморщилась. Звонила она с таксофона в столичном метро. Милли следила за платформой и за выходами. Сотовые постепенно вытесняли таксофоны, отыскать работающий аппарат становилось все сложнее. Но метрополитен – место верное, как и любое другое, где мобильную связь глушат помехи.
– Я думала, все операции прошли успешно!
– Да, успешно. Последний имплантат Салливан извлекал без страха и сомнения. Но единственным, кто пожелал пойти на сделку о признании вины, оказался повар.
– И?
– Его отравили.
– Под стражей?
– Да. В условиях строгой изоляции. Охранник исчез.
– Который принес ему еду?
– Да.
Милли притихла, наблюдая за двумя мужчинами в костюмах, спускающимися по эскалатору. Оба отвернулись от нее, один раскрыл журнал, который нес с собой.
– Не утащи я повара из особняка, он не погиб бы.
– Зато Дэви вполне мог погибнуть. Не ты отравила повара.
– А остальные в курсе? Гиацинта и прочие?
– Мы им не сообщали, но встречам с адвокатами помешать не могли. Уверена, адвокаты поставили их в известность: после бесед с ними арестованные заметно притихли.
По эскалатору спустились старшеклассники и разделились на две группы – мальчики отдельно, девочки отдельно. Члены каждой группы общались только между собой, но очень остро реагировали на другую группу.
– Кто оплачивает адвокатов?
– Эта информация не разглашается, однако в прошлом та фирма сотрудничала с «Бохстеттлером и партнерами».
– То есть, кроме показаний Дэви, Симонсу вам предъявить нечего?
– Нечего, – зло отозвалась Бэкка. – Даже с особняком все мутно. Знаю, что Симонс называл его своим, но особняк ему не принадлежит, по крайней мере непосредственно. По документам собственник – риелторская холдинговая фирма из Бостона, которая якобы сдала особняк в аренду дворецкому Эбни, который говорит даже меньше, чем Гиацинта. Я говорю «якобы», потому что ни одного документа о внесении арендной платы нет. Равно как и записей в гольф-клубе Эдгартауна, о которых ты рассказывала. Бесследно исчезли физик Конли и все слуги, сбежавшие до твоего появления. Из охранного предприятия уволили всех, кто обслуживал Грейт-Понд-лейн, из компьютеров охранной видеосистемы пропали жесткие диски.
– А Симонс?
– Он до сих пор в Нью-Йорке. В таунхаусе мы поставили жучок, Симонс телефоном пользуется, но если и обсуждает что-то важное, то здорово шифруется. DSL-соединения мы тоже проверяем, но электронка у него закодирована, а нам не очень хочется просить помощи у другой организации.
«Возможно, нас слушает АНБ», – подумала Милли.
– Ваше нежелание понятно.
– Мы будем следить и копать дальше.
– Пока не обрушится тонна кирпичей.
– Мама всегда хотела, чтобы я стала бухгалтером, – со вздохом отозвалась Бэкка.
Через два дня Милли отвела Дэви к первому попавшемуся хирургу в Портленде, штат Орегон, и ему сняли дренаж.
– Рана до сих пор болит, – пожаловался Дэви. – Но я чувствую себя… чище. – Он повернулся вперед-назад, потом размял запястье. – И свободнее.
В тот же день обрушилась тонна кирпичей.
– Меня отстранили до окончания расследования моих должностных преступлений. Моего босса подстригли под ту же гребенку: пропали тысячи долларов, изъятых по закону об инвестировании капиталов, полученных от рэкета.
Милли зажмурилась и прижалась к стене у телефонной будки:
– Вам угрожает опасность?
– Это вряд ли. Разжалованный агент – это одно, убитый – совсем другое. Кроме того, тут компромиссный вариант. Если нажмут слишком сильно, мы отправимся к журналистам. В этом году выборы, а на слишком многих фото… этот человек в компании высокопоставленных членов администрации. Суть в том, чтобы замять дело, а не раздуть.
– Мне нужно поговорить об этом с Дэви. Будьте осторожны, хорошо?
– Разумеется, об осторожности я не забываю ни на минуту.
– На всех окнах ставни. Внутри ничего не разглядишь. Даже раньше, когда наблюдала за входящими и выходящими, я ни разу не увидела, что за дверью. Там еще этот навес…
Они стояли на крыше здания, расположенного через дорогу от манхэттенского таунхауса Симонса, но чуть дальше по улице. Дэви ел сэндвич с кебабом из курицы, купленный с лотка возле парка.
– Ты меня слушаешь? – спросила Милли, сердито на него глядя.
Дэви облизал палец:
– Конечно. Внутри места для прыжка нет. Но мы и не хотим прыгать внутрь. – Дэви сгрыз с бамбуковой шпажки последний кусок курятины. – Это ловушка. – Он вытер пальцы салфеткой, потом взял у Милли бинокль. – Классный! Ты купила его, пока меня, хм, не было? – Дэви посмотрел на таунхаус в бинокль.
– Да.