Рефлексии

Об этом человеке складывалось ярко-негативное впечатление. Евгений знал его со времён школы, где они даже и не общались толком. Иногда были в одной компании в столовой – не более того. И спустя пять лет со дня прощания Гены со школой они виделись всего раз десять.

«Тогда почему ему интересно, как у меня дела? Пустая формальность или фальшь? Зачем интересоваться самочувствием человека, который тебе безразличен? Которому ты не пишешь, не звонишь, с которым не видишься вообще?»

У него сложилось обособленное отношение к, казалось бы, простому понятию «друг». Он понимал, что последнее время слова теряют своё сакральное значение. Сегодня сказать «ты мой друг», «брат», «люблю» так же просто и бессмысленно, как «привет». Это его раздражало, и не мог позволить себе он находиться среди лицемеров, опустошающих сакральные смыслы. Было ли дело в том, что он обожал слова, считал их отражением чувств, или в том, что начитался умных антиобщественных цитат, – не важно, важен лишь итог, напечатанный в книге-голове.

Гена был, что называется, дворовый парень, откуда, вероятно, и начались его «пацанские» выражения, мировоззрения, музыкальные предпочтения. Ещё с раннего периода становления личности он пропадал во дворах с соответствующим дворам контингентом. Отсюда пошли и словесная привычка называть всех «братьями», и гиперболизированное желание отстаивать свою правоту, и, конечно же, желание большинство споров решать рукоприкладством.

– Идиотизм, – скромно резюмировал свой анализ Евгений.

Он шёл по улице на остановку, чтобы оттуда поехать через центр города в дом, где его ждала Мама. Испачкав чёрный ботинок в грязи, в его голове не родилось мысли вроде: «Чёрт! Грязным теперь идти?» Нет! На его лице третий раз за день появилась улыбка – с чего бы? Всё просто, покуда он любил это время года – то любил и негативные его проявления.

«Любить ведь значит удивляться достоинствам и принимать недостатки», – подумал про себя парень и, не мешкая, продолжил свой путь.

Отчего-то пятно, расстелившееся от подошвы к началу джинсов, натолкнуло его на решающую мысль: «А не пойти ли мне пешком? Всего-то пять километров, отличная погода!»

Над его головой тем временем среда обесцвечивала всё вокруг; небо заполнялось тучами, а здания и жёлто-красные деревья вокруг теряли свою контрастность, хотя и продолжали выделяться.

Осень всегда наталкивала на мыслительную деятельность, даже когда ему этого не хотелось. Он мог проезжать в автобусе мимо пустых домов, в окнах которых виднелась темнейшая пустота, и моментально голова его наполнялась идеями. Как правило, мысли эти носили секундный характер, как пули, выпущенные в человека; раз выстрел, два, три – и прошли насквозь.

Однако в этот день он намеренно хотел погрузиться в прогулочные рефлексии, покуда есть Причина и каких-то пять километров, через которые он наконец окажется там, где ему быть нужно и где быть чертовски хочется.

Короткое путешествие его – обыкновенная осенняя прогулка по дневному городу, только-только ощутившему всеохватывающий вкус осени. Выйдя на перекрёсток, он понаблюдал за людьми, опустившими свои головы вниз, глядя в смартфон, после – за водителями автомобилей, стоящих на красный сигнал светофора и занимающихся, в сущности, тем же.

Он прошёл мимо пустой ярмарки, которые, увы, сегодня никому не нужны. За прилавками стояли деды, читавшие книги, и женщины, вязавшие разные поделки, чтобы торговать ими.

«Да и как, с чего бы им стать нужными? – задумался Евгений. – Эти ярмарки… ох, ярмарки, даже самому странно, отчего я так назвал эти семь столов с каждой стороны аллеи, устеленных одинаковыми колоритными вещами. В таких местах должна ведь жить душа? Или нечто подобное, некий культурный ореол. Вместо него – фикция, бизнес. Окоммерцивание культуры – гадость, бессердечная подделка и торгаш, вот что такое культура, и я не только про это место».

На секунду в голове непонятно зачем всплыла девушка.

– Зачем? – сказал сам себе молодой человек и еле заметно правой рукой дёрнул в сторону, словно смахивая пыль с полки.

Его вопрос был верен со всех сторон. Человек, давно пропавший из его жизни, изредка возникал, как приставучая мелодия. Порой мысли заводили его в далёкие места собственной памяти, как те, в которых он её похоронил. По лицу его было видно, что думать или вспоминать про эту девушку он абсолютно не хотел – но что поделать? Так был устроен его вечно мечтающий мозг.

Почему-то он скучал по ней. Осень ли – виновница этой нежданно выросшей тоски? Возможно. Вспомнив, ему показалось нормальным, что в нём ещё живёт то, что можно было бы отнести к сердечной деонтологии. Ему хватило самообладания и чести, чтобы вразрез с царящей повсюду желчью по отношению к бывшим вторым половинкам продолжать уважать её и в некоторой степени любить, пусть она была всего лишь воспоминанием. Возможно, самым прекрасным воспоминанием в его жизни.