Реформатор

Протоколу строго указали: приемы всех уровней устраивать скромно, расходы свести к минимуму. Чиновники ворчали, поначалу следовали предписаниям, но при первом же послаблении норовили вернуться к старому. Окончательно победить их отцу так и не удалось.

После отставки отца все вернулось на круги своя. Брежнев любил повеселиться, хорошо поесть. Деньги он не считал, их в государственном кармане немерено.

Смерть слуги «образованного сатрапа» (Отступление пятое)

В 1956 году продолжалось возвращение имен, казалось бы, навсегда канувших в небытие. Наиболее заметно этот процесс шел в литературе и искусстве, писатели, поэты, артисты – у всех на виду, их исчезновение не проходит бесследно, и далеко не все оказываются забытыми, даже если их произведения исчезают с книжных полок, а имена больше не упоминаются в театральных афишах. Певца Первой конной и автора одесских рассказов Исаака Бабеля, неистового театрального режиссера Всеволода Мейерхольда в лихое время арестовали, осудили «тройкой» и расстреляли. Теперь их реабилитировали. И таких, как они, в литературе и театре насчитывался не один десяток. В 1956 году издаются полузабытые Иван Бунин, Сергей Есенин, Илья Ильф и Евгений Петров, Эдуард Багрицкий, Александр Грин, Николай Заболоцкий. В сборнике «Литературная Москва» напечатали стихи полузапрещенной при Сталине Марины Цветаевой. В Ленинградском БДТ прошел вечер памяти Александра Блока.

Люди радовались торжеству справедливости, пусть и посмертному, но радовались не все. 13 мая 1956 года, не выдержав пресса шедших, а тем более грядущих реабилитаций, у себя на даче застрелился писатель и бывший председатель сталинского Союза писателей Александр Фадеев, в последние полтора десятилетия он был доверенным лицом Сталина в литературе. В соответствии с заведенным Сталиным порядком, подпись Фадеева стояла на арестных списках членов Союза писателей, в том числе Бабеля, Пильняка и многих, многих других.

Он же готовил «хозяину» и списки к присуждению Сталинских премий. Правда, Сталин не очень полагался на литературный вкус Фадеева и возглавляемого им премиального комитета. Уже после многократных обсуждений кандидатур он мог прийти на заключительное заседание с парой затрепанных, многолетней давности журналов под мышкой и заявить, что вот эта повесть или роман ему пришлись по душе и заслуживают премии. Естественно, никому и в голову не приходило усомниться в качестве произведений, в конце концов, это его премии, и ему решать, кто их достоин, а кто нет. Так нежданно-негаданно получили Сталинские премии начинающие писатели Виктор Некрасов и Юрий Трифонов. В этих двух Сталин не ошибся, через годы они стали настоящими писателями. Большинство же назначенных им лауреатов канули в лету.

Порой случались накладки, авторы понравившихся Сталину опубликованных несколько лет тому назад произведений теперь отбывали срок. Дальнейшее зависело от настроения «хозяина», иногда он удивлялся произошедшей «ошибке» и заключенный номер такой-то неожиданно обретал волю, а к ней – статус Сталинского лауреата. Иногда Сталин, с показным сожалением, откладывал книжку или журнал в сторону; узник так никогда не узнавал, что от лауреатства и свободы его отделял «хозяйский» каприз.

В отношениях «отца народов» с писателями Фадееву отводилась роль надсмотрщика. Он с ней свыкся, и она ему нравилась. В этом качестве Фадеев имел привилегию доверительных бесед с «хозяином», естественно, когда его звали, затем столь же доверительно доводил слова «хозяина» до доверенных писателей. Сталин благоволил к Фадееву, прощал ему то, что не простил бы никому из своего ближайшего окружения, смотрел сквозь пальцы на его многонедельные запои. Один раз он даже поинтересовался, не может ли Фадеев в порядке социалистического обязательства сократить запойный период до четырех-пяти дней? Фадеев замялся, а Сталин усмехнулся и перевел разговор на другую тему. Такой Фадеев Сталина устраивал.