Реформатор

В начале 1952 года Берия перехитрил самого Сталина, устроил так, что он сам «по его поручению» отправился в Тбилиси на поиски «Большого мингрела». «И вот мингрельское дело, – пишет отец. – Я абсолютно убежден, что оно выдумано лично Сталиным в борьбе с Берией. Но так как он уже был болен, то оказался непоследовательным в проведении намеченных планов, и Берия вывернулся, откупился кровавой поездкой в Грузию»¹²².

Берия жесткой рукой «навел порядок» в Грузии, в апреле 1952 года на Пленуме Грузинского ЦК, именем Сталина уволил от должности первого секретаря, мингрела К.Н. Чарквиани, заменил его на «чистокровного» грузина Мгеладзе, даже посадил в тюрьму своего племянника Теймураза Шавдию, тоже мингрела. В начале войны он попал в плен к немцам, записался в Грузинский легион СС, откуда дезертировал и ушел во французские партизаны. Арестовали многих и многих других.

Устранение наиболее опасного своего противника, Рухадзе, Берия, по всей видимости, возложил на генерала госбезопасности Павла Анатольевича Судоплатова. В 1952 году Берия взял его с собой в Грузию. Общеизвестно, что Лаврентий Павлович поручал Судоплатову исполнение поручений особого свойства. Генерал Судоплатов пишет об этой миссии очень осторожно, как и подобает разведчику, но при внимательном прочтении суть уловить можно. По его версии, он поехал в Тбилиси не с Берией, а по просьбе секретаря ЦК Мгеладзе и с одобрения Сталина для организации похищения в Париже Е.П. Гегечкори и других грузин-меньшевиков. Докладывал Судоплатов лично Игнатьеву, а через него – Сталину, но не о мифических «меньшевиках», а о вполне реальном антибериевце Рухадзе. Судоплатов сообщил в центр: агентам Рухадзе нельзя доверять, они даже отказались говорить с ним по-русски.

«Рухадзе стал союзником Абакумова, – поясняет он в мемуарах, – который еще в 1946 году пытался скомпрометировать сначала бывших подчиненных Берии по разведслужбе, а потом и его самого. Я поспешил вернуться в Москву, чтобы доложить обо всем Игнатьеву, но принимать какие-либо меры Игнатьев не решился, – Рухадзе лично переписывался со Сталиным на грузинском языке, судить об этом могли только в “инстанции”, то есть в ЦК, другими словами, Маленков с Берией.

Маленкову доложили, в том числе, о “большом интересе Рухадзе к интригам в партийной и правительственной верхушке”»¹²³.

Как конкретно Маленков с Берией распорядились с докладной Игнатьева – Судоплатова, мы не узнаем никогда, но Лаврентию Павловичу она сослужила хорошую службу. «Большого мингрела» так и не отыскали. В середине 1952 года слишком ретивый министр Рухадзе очутился в Лефортовской тюрьме.

Сразу же после смерти Сталина в марте 1953 года Берия лично освобождал из тюрьмы арестованных мингрелов и даже, со слов Шарии, пошутил: его-де посадил тот, кого академик всю свою жизнь славил, как «величайшего гения всех времен и народов».

Рухадзе же остался в тюрьме и после смерти Сталина.

Берии несказанно повезло, проживи Сталин еще годок-другой, Берии бы несдобровать. Раз уж Сталин за него взялся, то все его увертки могли задержать, но не удержать Сталина. В связи с этим некоторые «писатели», домысливая за историю, высказывают свою, альтернативную версию событий, происходивших на даче Сталина ночью 28 февраля 1953 года. Якобы тогда, чуя опасность, Берия умертвил Сталина. Благо уже арестовали верного Сталину начальника охраны Н. Власика, что тоже объясняется происками Берии, облегчившими ему устранение «хозяина».

Правда, те же «писатели», противореча самим себе, декларируют, что еще с 1945 года Берия утратил какое-либо влияние на госбезопасность и сам превратился из охотника в дичь. Как при этом он мог заниматься перестановками в «святая святых» – личной охране подозрительнейшего Сталина, остается без ответа. Концы с концами не сходятся.

Даже устранение Власика, а его арест инициировал сам Сталин, ничего не меняет. Ведь оставались многочисленные охранники-сталинисты, служившие ему душой и телом. Мы знаем об их настроениях по их собственным воспоминаниям. Заикнись кто-то, пусть сам Берия, о чем-то непотребном, они бы немедленно обо всем донесли Сталину.

Если отбросить в сторону сантименты, то сталинские телохранители, люди опытные, прекрасно понимали, что, убив Сталина, они подписывают и собственный смертный приговор. Таких свидетелей Берия в живых не оставит. Доложи они Сталину об измене его ближайшего соратника, и в тот же день, став героями, лейтенанты и капитаны превратятся в полковников и генералов. Берия понимал это лучше кого-либо другого.

Реже выдвигается уж вовсе детективная версия – не подсыпал ли Берия яд в бутылку с вином или, скажем, в харчо? Не подсыпал. Сталин раньше историков предусмотрел такую возможность и принял меры.