«Именно Объединению французского народа, в соответствии с демократическими принципами и руководствуясь национальными интересами, необходимо принять на себя основную ответственность в руководстве французской политикой. Именно мы должны возглавить новое правительство и мы к этому готовы. Мы готовы управлять со всеми, кто захочет нам помочь».
Пять партий не дали власти де Голлю, Объединение французского народа со 120 мандатами перешло в оппозицию. Генерал требовал беспрекословного подчинения от «своих» депутатов, часть из которых начала «интегрироваться» во власть. Вскоре из 120 человек за де Голлем шли только 70 сторонников. На муниципальных выборах 1953 года голлисты получили уже 10 % голосов избирателей. Де Голль распустил Объединение, заявив, что «теперь депутаты могут действовать свободно».
Генерал де Голль поселился в своем любимом доме в Коломбэ-ледёз-Эглиз и продолжил писать свои «Военные мемуары». 63-летний Шарль де Голль начал их словами:
«За годы моей жизни я составил собственное представление о Франции. Оно порождено как разумом, так и чувством. В моем воображении Франция предстает как страна, которой, подобно сказочной принцессе или мадонне на старинных фресках, уготована необычайная судьба. Провидение предназначило Францию для великих свершений или тяжких невзгод. А если случается, что на ее действиях лежит печать посредственности, то я вижу в этом нечто противоестественное, в чем виноваты заблуждавшиеся французы, но не гений самой нации.
Франция лишь тогда является подлинной, когда стоит впереди. Только великие деяния способны избавить Францию от пагубных последствий индивидуализма, присущего ее народу. Перед лицом других стран наша страна должна стремиться к великим целям и ни перед кем не склоняться. В противном случае она может оказаться в смертельной опасности.
Я думаю, что Франция, лишенная величия, перестанет быть Францией».
Советский дипломат В. Ерофеев составил интереснейший психологический портрет генерала – «Де Голль. Дальновидность и иллюзии», опубликованный в 1989 году, часть которого мы процитируем:
«Он был энергичным, реалистически мыслящим государственным и военным деятелем, возводившим здание своей политики, тщательно отбирая необходимый строительный материал и отбрасывая непригодный, искусно маневрируя и играя на противоречиях. При этом он зачастую опирался на гребни политических кризисов, им же создаваемых, как и на ослабление напряженности, им самим активно продвигавшееся.
На окружавших сильно действовала его темпераментная, несколько неуклюжая жестикуляция и высокий тембр голоса при бурных вспышках гнева, которые бывали то искренними, а то и разыгранными, когда это требовалось по разработанному им сценарию при выступлениях с трибуны или на пресс-конференциях. По природе де Голль был человеком эмоциональным, но умел сдерживать себя, когда это было нужно, выглядеть недоступным и суровым, одним словом, был незаурядным актером.
Случалось, де Голль бывал очень жестким, но никогда он не был жестоким. Непреклонный в достижении цели, он даже в самые острые моменты не прибегал к репрессиям и убийствам ни своих многочисленных политических противников, ни открытых врагов.
Когда разговор заходил о покушениях на его жизнь – а их в общей сложности было пятнадцать, – де Голль, усмехаясь, говорил: «Лучше умереть от пули, чем от инфаркта в ватерклозете».
Своих внутренних противников де Голль решительно сметал с пути, но делал это не столько силовыми приемами, сколько политическими средствами, сталкивая их лбами между собой либо нейтрализуя угрозой разоблачить их преступления и грязные махинации.
Свойственной ему манерой поведения были преисполненная значимости замкнутость, скрытность, отгороженность от людей.
Он любил окунаться в людское море и чувствовал себя после этого, как он говорил, «обновленным». Но это было, скорее не общение с народом, а «явление себя» ему. Де Голль много ездил и выступал перед массовыми аудиториями. За первые шесть лет своего президентства он посетил почти все 90 департаментов страны, произнес 600 речей, предстал перед 15 миллионами французов.
Порой утверждают: де Голль любил Францию, но не французский народ. Вряд ли это верно, хотя отношение у него к народу было своеобразным. Он видел в нем прежде всего материал для сотворения величия Франции. Кого он презирал, так это буржуазные партии, их постоянную грызню из-за узкоэгоистических интересов, их лидеров, депутатов, мэров, журналистов, считая их беспринципными, мелкими и продажными.
Генералу импонировал авторитарный стиль руководства. Обладая исключительной полнотой власти, он действовал, однако, в рамках республиканской законности, сохраняя демократические права в стране и соблюдал конституцию, скроенную по его мерке, но утвержденную на общенациональном референдуме.